8 ступенек к свободе. Михаил Иоффе
я слышал подобные пересказы, но не мог поверить в них. Боже мой! Второе пришествие! Кто бы мог в это поверить? Но зачем, Хуан, как ты думаешь, зачем он это сделал?
– Рано ещё делать выводы, – уклончиво ответил Инквизитор. Потом посмотрел на Хорхе и придвинул кресло вплотную к нему. – Я думаю, Господь хотел придать новый импульс своему делу. Я думаю, Он хотел своим поведением и поведением тех, кто ушёл с Ним, сказать что-то нам. Господь не морализует, но своими действиями пытается изменить нашу мораль, скорректировать её.
Лицо Хорхе стало ещё бледнее. Он хотел что-то спросить, но, кажется, будто боялся произнести это вслух.
– Хуан, вы удостоились невиданной за последние полторы тысячи лет милости общаться с Иисусом. А ведь Он неспроста выбрал именно вас и ваш город.
Инквизитор приоткрыл глаза и почти испуганно посмотрел на Хорхе.
– Я, признаться, не думал об этом, но это, безусловно, стоит сделать. Спасибо, Хорхе.
Хорхе взял руки Инквизитора в свои.
– Хуан, прошу тебя, расскажи мне свои личные впечатления о Нём. Каков Он в облике человека?
Инквизитор задумался.
– Он очень прост, но при этом велик в каждое мгновение. Он умеет молчать, но когда начинает говорить, противостоять Ему невозможно, потому что Он видит дальше и глубже нашего порочного мышления. Его движения неторопливы, но когда Он идёт, всё вокруг замирает, потому что люди ощущают Его непостижимость. Он не смеётся и почти не улыбается, ибо видит и ощущает всем своим существом бесчисленные грехи наши. Наверное, Он знает, куда эти грехи приведут нас в будущем. Он высок, статен, красив.
Голос Инквизитора внезапно задрожал, и слёзы потекли из его глаз.
– Хорхе, – сказал он сдавленным голосом, – я не могу, – он сжал руки, пытаясь справиться с волнением, – я не могу забыть Его глаза. Я беседовал с Ним около часа, это непосильная ноша для смертного. Я понимал каждое Его слово и каждую Его мысль, но… но за этим происходило что-то ещё, нечто невидимое, что приводило меня в дрожь. Эти плоды я пожинаю до сих пор.
Хорхе вцепился в ручки кресла и, не отрываясь, смотрел на Инквизитора. Инквизитор придвинулся ближе, почти вплотную к Хорхе.
– Я знаю, что ты хочешь спросить, друг мой, но боишься произнести это. На какие изменения намекал нам Иисус? Я сам размышлял над этим, и твоя мысль о неслучайности Его выбора стала как бы последней каплей в моём понимании, – он закрыл глаза и полушёпотом произнёс: – Для спасения Церкви мы должны отменить инквизицию.
Хорхе закрыл глаза и до предела сжал губы. Костяшки его пальцев побелели. Воцарилось молчание.
– Мы служили не тому хозяину, Хорхе, – снова заговорил Инквизитор. – Не потому, что мы глупы, а потому что каким-то образом потеряли наши истинные чувства. Я знаю, как это произошло со мной, но я не понимаю, как это произошло со всеми. Я не понимаю, как Господь допустил это. Я бы очень хотел спросить Его об этом, но уже поздно, – он немного подумал. – У меня есть и ещё вопросы, но, видно, отвечать на них мне надо самому.
Хорхе с трудом