Корабль теней. Алексей Сергеевич Гуранин
Я рад. А сейчас… М-м-м… Сейчас мне надо кое-что почитать, подзубрить.
– И это все? Слушай, ты как будто злишься. На что?
– Да ни на что я не злюсь! – сказал Володя, но скрыть раздражение не сумел.
– Я слепая, по-твоему? Горбунов, ну-ка не отворачивайся, давай разберемся, что случилось, почему ты вдруг помрачнел.
– Говори, – без эмоций произнес Володя. Ему страшно не нравилось, когда Юля называла его по фамилии – обычно это было выражением нетерпения, досады или злости. Конечно, в их паре порой случались склоки и трения, как бывает между двумя людьми, узнающими друг друга все глубже и глубже. «Это, брат, обычный процесс притирки механизмов», сказал как-то философски Гена Макарычев, завгар порта.
– Ты не хочешь быть отцом? – продолжала Юля. – Нам ведь давно надо было расписаться. Встречаться полтора года – это очень долго. А сейчас – как раз самое время подать документы.
– Да подожди ты! – рявкнул Володя. – Мне надо переварить информацию. Я, черт возьми, не ужинал еще, голоден как волк, и тут вдруг – здрасьте-пожалста! – ты вываливаешь на меня такие новости.
– Чего ты на меня кричишь? – возмутилась Юля. – Я предлагаю тебе спокойно – слышишь, спо-кой-но! – поговорить о нашем будущем, о нашем ребенке… Что тут непонятного?
– Успеем еще поговорить. Девять месяцев впереди.
– Примерно семь с половиной, – автоматически поправила Юля. – Срок шесть недель.
– Шесть недель?! Твою ж мать, а! А где ты раньше была? Че, специально мне не говорила, что у тебя там, эта самая, задержка и все такое? Мол, потянуть подольше – потом он никуда не денется, да?
– А ну, прекрати! – выкрикнула Юля, по ее щекам покатились слезы. Она отвернулась к окну и закрыла лицо ладонями.
– Мне надо… Надо прогуляться! Скоро вернусь! – раздраженно рыкнул Горбунов и схватился за дверную ручку. Замок щелкнул, и внезапно за дверью послышались торопливые удаляющиеся шаги. Он быстро повернул ключ на два оборота, выглянул в плохо освещенный коридор, но там никого не оказалось, только у дальнего окна какой-то долговязый парняга курил в форточку. Захлопнув за собой дверь, Володя почти бегом спустился в холл общежития, где сварливая пожилая комендантша, Валентина Михайловна, о чем-то шепотом судачила с подругой-кастеляншей – тощей, сухой теткой с лошадиными зубами. Увидев Горбунова, они прыснули друг от друга, как мячики, и одновременно спрятали глаза.
Он выскочил на улицу, грязно, долго и с чувством выматерился, пошарил в карманах брюк, – черт возьми, оставил курево в кителе! Володя стрельнул папироску у прохожего, нервно затянулся несколько раз; успокаиваясь, он выдохнул и мешком рухнул на давно не крашенную скамейку у въезда во двор общежития.
Солнце уже почти село, пыльная улица окрасилась багровым закатным заревом, словно залитая вулканической лавой; в темных углах уже собирался туман. Володя смолил вонючий, слишком крепкий «Беломорканал» и, ковыряя носком форменного ботинка засохшую грязь под лавкой, пытался понять,