Фристайл. Сборник повестей. Татьяна Сергеева
В настоящее время работает в процветающей частной клинике. Семья решила на родину не возвращаться.
Наташа по-прежнему служит в театре. С возрастом вдруг нашла своё амплуа – у неё стали великолепно получаться роли комических старух. Она стала много играть, о ней заговорила пресса.
Отец Славы Владимир – вполне преуспевающий бизнесмен. Он не сдал свой партбилет, как это сделали другие: он не смог предать Соколова. По-прежнему живёт один. Много работает, входит в Совет директоров своего завода.
Слава вернулся из Афганистана с целыми конечностями, но после тяжёлой контузии. Теперь и он хорошо знал, что такое война. В институт не поступил – заниматься было трудно, при малейшем напряжении дико болела голова. К тому же в боях он растерял остатки школьных знаний. Так и не сумев найти себе применение, вскоре спился.
Иногда, объединив усилия, отцу с матерью удаётся устроить сына на лечение в диспансер или в больницу. Оттуда Слава выходит преображённым человеком, устраивается на работу, но вскоре срывается, и всё начинается сначала.
Институт, которым руководил Соколов, через несколько лет после его смерти пришёл в упадок. Прекратилось финансирование, фундаментальная наука оказалась на задворках новой жизни. Зарплата не выплачивалась месяцами. Большая часть прежде преуспевавших отделов прекратила существование. С распадом СССР Средняя Азия и Закавказье стали заграницей, закрылись филиалы и опорные пункты по всей России.
Сакен после похорон своего шефа исчез и больше никогда не появлялся в доме у Соколовых.
Кондаков успел защитить докторскую диссертацию и успешно руководит кафедрой в Технологическом институте.
Сцилла и Харибда
Марина подняла голову и дерзко взглянула прямо в лицо хозяйке кабинета. Перед ней сидела крупная дама с ярко выраженным чувством собственного достоинства на полном лоснящемся лице. Возраст её давно перевалил за пенсионный. Отёчные веки почти скрывали узкие глаза, смотревшие на девушку холодно и отчуждённо. С нескрываемым осуждением и даже с какой-то брезгливостью она произнесла.
– Какие вы все детдомовские…
И окинула её насмешливым оценивающим взглядом. Перед ней сидела взъерошенная, багровая от негодования наглая девчонка. В дешёвеньких джинсах, разорванных по моде на коленях, в сверхкоротком топике, почти полностью обнажавшем впалый живот, и с высушенными перекисью бесцветными волосами. Абсолютно беспомощная девчонка, которая целиком зависела от её воли.
Марина переспросила неожиданно дерзко.
– Какие же мы, детдомовские?
– Настырные. Без комплексов. Все вам что-то должны, что-то обязаны… Квартиры вам подавай. Приучили вас в детдоме – на всё готовенькое.
Марина вспыхнула. Вскочила со старого скрипучего стула, единственного в этом кабинете, если не считать такого же полуразвалившегося кресла, на котором, однако, ответственная дама восседала важно, словно на троне. Со злостью рванула с пола новый разлапистый рюкзак и накинула его лямки на плечи.
– Значит,