И откуда вдруг берутся силы…. Юлия Друнина

      Я любила твой смех, твой голос.

      Я за душу твою боролась.

      А душа-то была чужою,

      А душа-то была со ржою.

      Но твердила любовь: «Так что же?

      Эту ржавчину уничтожу».

      Были бури. И были штили.

      Ах, какие пожары были!

      Только вот ведь какое дело —

      В том огне я одна горела.

      Ржа навеки осталась ржою,

      А чужая душа – чужою…

      Сколько силы в обыденном слове «милый»!

      Как звучало оно на войне!..

      Не красавцев война нас любить научила —

      Угловатых суровых парней.

      Тех, которые, мало заботясь о славе,

      Были первыми в каждом бою.

      Знали мы – тот, кто друга в беде не оставит,

      Тот любовь не растопчет свою.

      Люблю я собак, но не всяких, однако, —

      Люблю, чтобы гордость имела собака,

      Чтоб руки чужим не лизала она

      И чтобы в беде оставалась верна.

      Хочу, чтоб она отвергала подачки —

      Пусть ловят кусочки другие собачки,

      Пусть служат, присевши на задние лапки,

      В восторге от каждой рассеянной ласки.

      Нет, мне не по сердцу такая собака —

      Люблю я собак, но не всяких, однако!..

      Я завидую толстокожим —

      Носорогам, гиппопотамам,

      Папам, что со слонами схожи,

      Со слонихами схожим мамам —

      Защитила их мать-Природа

      От уколов любого рода…

      Но жалею зато до дрожи

      Тех, кто ходит почти без кожи, —

      Вы подумайте только, дети,

      Как живется таким на свете!..

      В каком это было классе?..

      Я навзничь лежу в постели —

      Петька мне нос расквасил

      В рыцарской честной дуэли.

      Рядом мамаша квохчет:

      – Кто этот хулиган?

      Кто тебя эдак, дочка?

      Я уж ему задам!

      Ну, не молчи, ответь-ка! —

      Дергая хвостик банта,

      Я выдала взрослым Петьку —

      Честного дуэлянта…

      А Петькин отец – не тайна —

      Выпить был не дурак,

      И тонкостям воспитанья

      Предпочитал кулак…

      Шел Петька двором, как сценой,

      Вернее, его вели.

      Был он босой, в пыли,

      Словно военнопленный.

      Был он, как мой укор,

      Был он, как мой позор.

      Замер наш буйный дворик…

      Я поняла с тех пор —

      Вкус предательства горек.

      …Зажил разбитый нос,

      Петька простил донос

      И позабыл измену.