Аргидава. Марианна Гончарова
В каждом кабинете тесно сидят чиновники и чиновницы. Без конца пьют гадкий растворимый кофе, курят, сплетничают, ругаются с надоедливыми посетителями – словом, делают вид, что работают. Ну и государство делает вид, что платит им зарплату.
После гибели дома все деревья вокруг засохли. Они не проснулись весной. Говорят, что они замерзли, не привыкшие к стоявшим в ту зиму непривычным сильным морозам. Но на самом деле деревья ушли добровольно. Вслед за домом. Так бывает. В знак скорби. Так бывает.
Хороший, добротный был в центре города дом. Живой, отзывчивый и крепкий. Он изгибался, правда, не мягко и овально, а углами, как будто был сложен из кубов. Думаю, что раньше, в начале двадцатого века, это был один небольшой особняк, к которому стали пристраивать и достраивать квартиры, сначала в линеечку, потом вправо, потом влево. А рядом с этим самым домом, куда однажды принесли благословенный кулек с репочкой по имени Машка, отделенный небольшим садом и цветником, стоял еще один двухэтажный, но современный, наверное, один из первых в городе четырехквартирный дом с маленькими неприспособленными кухнями, большими холлами внизу при входе, где можно было даже при желании танцевать, со странной, неудобной планировкой комнат и без удобств, даже без водопровода. Его у нас почему-то называли «Желтый дом», хотя он был серого цвета, со свежей шершавой «шубой» на всех внешних стенах. Весь большой двор в кустах сирени, цветочных клумбах и фруктовых деревьях был окружен частными домами с палисадниками, где тоже жили и росли дети от шести до семнадцати лет. Дети собирались или у Желтого дома, или в соседнем заброшенном парке имени Пушкина, вместе упоенно играли в «Барыня прислала сто рублей», в классики, в штандер, в бадминтон, в цурки, казаки-разбойники, другие отличные игры, в которые уже давно не играет детский народ. Правда, Маша частенько попадала в разгар игры, а то и прямо в финал из-за вечерних уроков в музыкальной школе. Но зато в каникулы и выходные, если ее не увозили к бабушкам-дедушкам, она играла с детьми чуть ли не целыми днями!
И вот однажды летом вся компания пропала. Пока Маша, нетерпеливо подгоняя минутную стрелку на часах с зеленоватым фосфорным слоном, отсиживала обязательное время за фортепиано, слыша в открытое окно: «А Вовця выйдет?», «А Мира выйдет?», «А Таня выйдет?» (это бегали друг к другу ее друзья-соседи), и вот, когда она вышла во двор, оказалось, что никого, абсолютно никого во дворе нет. Куда все подевались? На крыльце соседнего особняка сидел соседкин сын Варерик, чистил овощи на всю большую – семь детей – семью и одновременно жевал уже чищеную сырую картошку.
– А где все? – спросила Машка.
– Пошли куда-то, – равнодушно ответил Варерик, поигрывая ножичком.
– Куда это?! – Маша стала озираться вокруг, но никого не увидела.
– А не знаю. – Варерик ножичком сосредоточенно выковыривал червивинку из картофелины, откусывая с нее бугорки и неровности.
– А Виталик где? (Виталик был Варерикиным братом, на один год старше, они очень дружили.)
– Виталя тоже