Запойное чтиво № 1. Александр Крыласов
был зашит. Исключительно из-за капризов своей второй половины. Она, видите ли, даже запаха алкоголя не переносит. А по окончании срока действия лекарства, мне как раз исполнилось пятьдесят лет. Имею я право отметить?!
– Ну-у-у, – замялся я, – иногда юбилеи затягиваются и заканчиваются белой горячкой.
– Не мой случай, – отрезал Евгеньич, – мы с друзьями посидели, выпили в кафе. Всё чинно, пристойно. Потом пошли домой и по дороге пели песни. Негромко и душевно, подчёркиваю. А она меня опять на пять лет закодировать хочет.
– И всё? – усомнился я, – просто шли домой и негромко пели песни?
– И всё, – пациент взглянул на меня глазами истерзанного ягнёнка, – просто спели «Калину красную» и «Подмосковные вечера».
– Не буянили, не дрались, не падали лицом в салат, не засыпали на проезжей части? Просто попели песенки?
– Клянусь, – заглянул мне в самую душу Евгеньич, – зачем мне врать?
– Разные могут быть причины.
– Здоровьем своей семидесятилетней матери клянусь. Дайте мне, пожалуйста, справку, что я закодировался, а лечить меня не нужно, я абсолютно здоров. Это у моей жены шарики за ролики заходят.
Уже тогда я не верил своим пациентам и навёл кое-какие справки. Выяснилось, что Евгеньич пропил в квартире своей сожительницы всю мебель, включая газовую плиту. Женат он никогда не был, а пять лет действительно не пил, так как мотал срок под Воркутой за вооружённый грабёж. Вот, интересно, зачем ему была нужна справка?
Жертвы произвола
Эта троица принялась рыдать прямо с порога. Особенно заливался сам пациент, жена и тёща тоже лили слёзы, но уже не так самозабвенно. Я долго их успокаивал и предлагал попить водички, попутно убирая со стола истории болезни, чтобы их не залил слёзный водопад. Оказывается, жена послала Афанасьича за хлебом три дня назад, а вернулся он только сегодня под утро, весь избитый и несущий перегаром. Глядя на меня чистосердечными глазами, он рассказал чудовищную по своей правдоподобности историю:
– Шёл я себе за хлебушком, никого не трогал. И вдруг, откуда не возьмись, вылетает «воронок», оттуда выскакивают менты и начинают меня избивать.
– Средь бела дня? – оторопел я.
– В том-то дело, – шмыгнул носом Афанасьич, демонстрируя синяки и кровоподтёки, – беспредел творится. Отвезли они меня в отделение, посадили в «обезьянник» и трое суток метелили смертным боем, разжимали зубы ножом и вливали по литру водки в день.
– Надо же, – вздохнул я, – действительно, беспредел.
– На четвёртый день они утомились, уснули, и мне удалось сбежать.
– Какой кошмар, – возмутился я и попросил сопровождающих подождать за дверью.
Родственники, безутешно рыдая, вышли.
– Любезный, вы эти басни жене и тёще рассказывайте, на ночь, перед сном. А волкам наркологии такие порожняки гнать не надо, здесь дураков нет.
– Чистая правда, – Афанасьич снова зарыдал.
– Чтобы