Опасная близость. Татьяна Новикова
из дома.
– Ты скоро замертво упадешь, – в один из редких дней, не занятых ничем, я встречаюсь с Ритой.
Мы гуляем по парку, подруга везет перед собой коляску, в которой сладко спит её сын. Она периодически поправляет его шапочку, одеяльце, проверяет, не замерз ли он или не вспотел. Я наблюдаю за этим с отрешением.
– Да ну, перестань. Я в порядке.
– Опять думаешь о нем?
Имя Богдана Рита сознательно не называет. Она смотрит на меня прямо, и под этим строгим, почти материнским взором, я тушуюсь. Сложно убеждать, будто у меня всё замечательно, когда один только вопрос заставляет напрячься.
– Да… то есть, нет. Я думаю о том, как поскорее вернуть ему долг.
– Слушай, я уже говорила и еще повторю: этот человек задолжал тебе куда больше, чем оплата учебы.
Мы уже обсуждали с ней эту ситуацию, и подруга уже тогда была категорична. Она даже слышать не хотела про то, что долг нужно отдать. По ее мнению, это компенсация морального ущерба за все поступки Мельникова.
– Я не люблю ходить в должниках.
– Саш, ты слишком самостоятельная, – Ритка кривится, вновь поправляет козырек на коляске. – Это тебя и погубит. У тебя постоянно «я сделаю сама», «я не хочу навязываться», «я не люблю быть должна». Почему ты не можешь хоть раз расслабиться? Он добровольно дал тебе денег и намекнул, что не ждет возврата? Ну и всё, взяла и забыла.
– Речь идет не о десяти тысячах.
– Он тебе должен гораздо больше, – повторяет она, сжав зубы.
Любое напоминание о Богдане неминуемо приводит подругу в бешенство. Мне кажется, если бы они случайно встретились – она бы ему не только в суп плюнула. Я благодарна Рите за то, что она на моей стороне в любой ситуации. Но не считаю, будто Богдан задолжал мне хотя бы ржавую монету.
Потому лишь качаю головой.
– Иногда мне хочется найти, где он работает, купить какую-нибудь тяжеленную кувалду и разукрасить ему морду так, чтоб родители не узнали, – словно угадывает мои мысли подруга.
Её голос тяжелый, злой, но я понимаю, что это всё напускное. Конечно же, Ритка не пойдет избивать Богдана, да и с её ростом «метр с кепкой» она вряд ли сумеет поднять даже молоток для отбивания мяса. Её просто трясет от возмущения, не более того.
– Я не очень хочу навещать тебя в тюрьме, так что держи себя в руках.
– Угу. Слушай, а что его баба? – подруга съезжает на узкую дорожку, и коляска трясется на ней так сильно, что я опасаюсь: как бы Максимка не проснулся. Нет, он спит так крепко, что его даже ураган не способен разбудить.
– В смысле?
– Ну, ты ещё смотришь её страничку?
Я покрываюсь густой краской. Мне стыдно за эту слабость. Но любопытство сильнее, и изредка я осторожно, под фальшивым именем, захожу и наблюдаю за тем, чем она дышит. В этом нет ничего, чем можно гордиться – но я до сих пор сравниваю нас, примеряю ее жизнь на себя. Должно же в моем скучном, сером существовании быть хоть что-то яркое. К сожалению, этим разноцветным пятном оказывается жизнь Лизы.
– Иногда…
– Покажи мне. Дай