Северные баллады. Вера Скоробогатова

      Олеся шла по лесу за Юккой. Белокурый егерь смеялся, манил ее жестами и напевал старую песенку, она пыталась подпевать ему. В душе царило лёгкое, бездумное счастье.

      Юкка видел Олесю полуобнаженной, раскрасневшейся, бегущей по зимнему лесу в зеленом венке. Она не оставляла следов на сугробах, не стряхивала снежинки с сосновых лап, задевая их. На сорокаградусном морозе от ее губ не шел пар.

      Олеся видела Юкку среди летнего леса зябнущим, в меховых рукавицах, с инеем на щеках и на серой шерстяной, наглухо застегнутой под подбородком шапке.

      «Идем, идем», – Юкка звал ее всё дальше, быстро двигаясь между гранитных надолбов, перепрыгивая через заросшие траншеи. Олеся внимательно смотрела под ноги, чтобы не наступить на куски ржавой колючей проволоки. Она поднялась вслед за Юккой на гребень господствующей высоты, откуда местность просматривалась на полкилометра, и спустилась в финский ДОТ.

      Копатели не далее как вчера вскрывали здесь экскаватором засыпанную галерею. Но Олеся обнаружила подземную крепость новой, неповрежденной. Галерея, соединявшая казематы, служила казармой. Олеся увидела ложки и каски – колпаки, как выражались копатели, – но не увидела людей. В ДОТе было совершенно тихо – во всяком случае, для нее.

      Каземат, куда позвал ее Юкка, оказался длиной метров пять, а шириной три – размером с обычную городскую комнату, но низкий потолок можно было достать рукой. Боевых амбразур каземат не имел и использовался как склад амуниции, продовольствия, боеприпасов. Здесь же находилась автономная электростанция с бензиновым двигателем: ДОТ могла существовать в условиях полной блокады.

      Юкка наконец согрелся, разрумянился и присел на деревянную тюльку.

      Усталый, с воспаленными от бессонных ночей глазами, он выглядел, тем не менее, счастливым. Он хотел нравиться Олесе и пытался шутить.

      Что он думал о месте планеты Земля во Вселенной, о русских соседях, о мировой революции? О самой Олесе, ворвавшейся в последний месяц его земной жизни, призраком непонятного будущего? Языковой барьер мешал им беседовать на сложные темы, и, начав серьезные рассуждения, они быстро скатывались на смех. Забавными и бесконечно милыми казались обоим неуклюжие попытки другого говорить на чужом языке. Однако парень заглядывал Олесе в душу. Казалось, он видит и понимает в ней всё, и было жаль терять эту бесценную гармонию. Всё существо Олеси требовало его любви, его присутствия в двадцать первом веке. Ей хотелось спасти егеря хотя бы для века двадцатого, заставить его спрятаться и избежать злосчастной атаки, но это было невозможно. Случившееся не имеет обратного хода!