Правила вежливости. Амор Тоулз

      Застигнутые врасплох, трое студентов застыли с раскрытыми ртами. А мальчишка, воспользовавшись их растерянностью, один за другим выпустил точно в цель еще три снаряда.

      – Пора прикончить этого щенка, – мрачно заметил один из троих без малейшего намека на шутку.

      Они принялись соскребать снег прямо у себя под ногами, лепить снежки и метать их в юного агрессора.

      Я снова закурила и приготовилась насладиться этим боем, но тут мое внимание привлекли некие неожиданные события, происходившие среди праздновавших Новый год студентов. Взобравшись на скамью, тот одетый в подгузник парень, изображавший Новый, 1938 год, вдруг запел Auld Lang Syne, «Старую дружбу». Голос его, безупречный фальцет, звучал так чисто и сердечно и в то же время был столь бесплотным, точно это жалоба гобоя плыла над тихими водами озера. Его пение придало новогодней ночи какую-то волшебную красоту, и, хотя предполагалось, что эту песню непременно будут петь с ним вместе хотя бы несколько человек, все же больше никто не осмелился поддержать его хотя бы одной нотой, так заворожила всех неземная красота его голоса.

      Когда он с изысканной точностью завершил мелодию финальным рефреном, то сперва воцарилась полная тишина, и лишь спустя некоторое время в толпе стали раздаваться радостные возгласы, а «инспектор манежа» благодарно положил руку на плечо певца, как бы заверяя его, что свое дело тот сделал отлично. Затем «инспектор» снял свои часы и поднял руку, призывая всех к молчанию.

      – Так, теперь внимание. Полная тишина. Готовы?.. Десять! Девять! Восемь!..

      В центре толпы я заметила Ив. Она возбужденно махала нам рукой, звала к себе.

      Я повернулась, чтобы взять Тинкера за руку – но оказалось, что он исчез.

      Слева от себя я видела опустевшие аллеи парка, справа в свете фонаря мелькнул одинокий силуэт какого-то плотного приземистого человека. Я снова повернулась в сторону Уэверли и наконец заметила Тинкера. Он скорчился за садовой скамейкой рядом с тем мальчишкой, отбивая атаки членов студенческого братства. Обретя столь неожиданное подкрепление, мальчишка метал снежки с еще более решительным, чем прежде, видом, а уж Тинкер просто сиял – от его улыбки, казалось, можно было бы зажечь все имеющиеся на Северном полюсе светильники.

      Когда мы с Ив вернулись домой, было уже почти два часа ночи. Обычно двери в нашем пансионе запирали в полночь, но по случаю праздника комендантский час был продлен, и многие девушки постарались по максимуму воспользоваться этим послаблением. В гостиной было пусто и уныло. По полу рассыпано невинное конфетти, на пристенных столиках недопитые стаканы с сидром. Увидев это, мы обменялись самодовольными взглядами