Тень стрелы. Елена Крюкова
какая миленькая… что за речка?..
– Сельба.
Они объехали Захадыр с севера, и Катино ухо уловило два-три раза русскую речь. Над Захадыром, на холме, возвышался круглый, обитый листовой медью, больно блестевший на солнце купол Майдари-сум, самого большого храма столицы, и позолоченная крыша Шара-Ордо – Златоверхого дворца правителя Богдо-гэгэна.
– Сколько святынь, Тришенька!..
– Верует народ, верует. Нам бы так веровать, не было бы у нас этого междуусобья никогда. Своя своих не познаша…
– Это все равно должно было когда-нибудь случиться…
Семенов поддал газу, мукнул клаксоном. Из-под колес врассыпную бросились замурзанные косоглазые, с черными челками, детишки.
– Да, да, поговори еще! Ты, дочка золотопромышленника, взращенная не на хлебе и воде – на сливках и шоколаде! – Он с неведомой ей злобой глянул на нее, и она вжала голову в плечи. – Народ взбунтовался… но его, народ-то, как всегда, душенька, обманули! И мы должны уничтожить этот обман.
– Вернуть России золотой век, да?.. Которого у нее – не было?..
– Вернуть России Россию. Не бабьего это ума дело.
Они долго, медленно колесили по переплетеньям узких улиц. На одном из перекрестков перед авто, будто из-под земли, вынырнула странная старуха. Ее черно-седые, густые космы, нерасчесанные, с колтунами, висели вдоль скукоженных, как печеное яблоко, щек. На коричневой сухой шее, спускаясь на впалую обвислую грудь, моталось почернелое от времени медное монисто. Мочки ушей оттягивали тяжелые, как колеса, серьги. Она ринулась навстречу автомобилю и вцепилась скелетной рукой в стекло. Семенов затормозил.
– Ну что, что тебе, старая? Ступай, ступай своей дорогой, Дарима…
– Погадаю, – сказала старуха внезапно отчетливо, по-русски. – Погадаю твоей суженой. Не отворачивайся. Судьбу скажу.
– Судьбу, судьбу!.. Брехня!.. Ты, Каточек, не слушай ее…
Катя, не вылезая из «лендровера», протянула старухе руку в открытое окно. Это была знаменитая ургинская гадалка Дарима, полубурятка-полуцыганка. Она славилась в Урге, особенно в среде русских несчастных эмигрантов, сбежавших от ужасов революции и войны, виртуозным гаданием по руке: все, что она говорила, сбывалось. Катя заинтересованно глядела в сморщенное, когда-то красивое лицо, на медную позеленелую чешую старого мониста. Судьба, сказала она… судь-ба, может, тоже китайское слово…
Дарима, поводив черным скрюченным пальцем по ладошке Кати, внезапно отшатнулась. Ее губы шевелились, она произносила про себя то, что не должно было вырваться наружу и разгневать богов.
– Ну и что?.. Что ты там у меня увидала?..
– Поедем, Катерина, ну ради Бога, чепуха какая…
– Смерть тебя ждет, – внятно произнесла старуха, глядя прямо в Катины глаза. – И вокруг себя смерть посеешь. Уезжай в свой далекий северный город, пока не поздно… спасайся… беги отсюда, деточка, беги!..
На