Помоги любить тебя, сын. Евгения Моисеева
[2]воть мой мама! – полуторагодовалая Сашка истерически орала и тянула ручонки к окну автобуса. По ту сторону пыльного стекла Татьяна, сестра Муси, вытирала слёзы.
В сочувствующей толпе зевак мало кто понимал, что происходит.
– Да что за мать такая, оставляет ребёнка. Бессердечная! – осуждающе бросила проходящая мимо старуха. – Нарожают, кукушки, потом бросают.
– Я, я мать, просто она с сестрой жила, – оправдывалась Муся.
– Да как же такую кроху и с сестрой? Я и говорю: кукушки, – для убедительности старуха смачно плюнула.
… После смерти мужа Муся потерялась. Прошли похороны, разъехались родственники, и осталась она одна в обнимку с горем. Всего-то двадцать один, женой не успела побыть, и уже вдова. Казённая жилплощадь да одиннадцатимесячная дочь – вот и всё наследство от Толи.
Первое время соседи всерьёз опасались за Мусю. Надежда, та самая, которая второй принесла горькую весть, настояла, чтобы Муся не закрывала входную дверь. Лезть с утешением не лезла, но контролировала. Из трагической квартиры то доносилось вдовье рыдание, то на несколько часов висла гробовая тишина, и лишь когда начинала до мурашек реветь Сашка, соседка входила в однушку подруги. Разгребала гору грязной посуды, купала Сашку, мыла полы.
– Сердце кровью заходится. Муся, ну нельзя же так. Себя не жалеешь, девчонку пожалей, – Надежда гладила нечёсаную голову подруги, которая безвольно лежала у неё на груди.
– Ой, не могу я, не могу. Как жить-то, Надь? – заходилась в плаче Муся.
– На работу бы тебе, среди людей горе быстрее забудется.
– Да кому я нужна, ни образования, ни профессии.
– Поезжай-ка Север, туда постоянно набирают бригады. Пойдешь ученицей, а там глядишь и строительные корочки получишь.
– А Сашку, Сашку тоже на Север? Малая она ещё.
– Сашку родителям пока оставь. Там и корова, и воздух, окрепнет хоть. Запустила ты её, Муся. А устроишься, заберёшь.
Вскоре после этого разговора Муся стала выходить гулять с Сашкой, прибрала себя, а из-за двери частенько доносился запах жареной картошки. Соседи обрадовались: ожила наконец. А в начале июня, когда зацвела сирень, Муся неожиданно собрала пожитки, свои и Сашкины, раздала мало-малешную мебель и оставила казённую квартиру. Решение начать новую жизнь приняла порывисто, просто больше не могла находиться в ставшем родных строительном городке, где всё напоминало о вдовьей беспомощности. Вагончик, в котором угорел муж, так и стоял в двухста метрах от подъезда. Как памятник предательству.
***
И вот Муся уже где-то на краю Земли, в мрачной комнате рабочей общаги садится на кровать с провисшей сеткой, достает фотографии из ящика развалившейся тумбочки и перебирает. Дочурка. Сашка. В огромном для неё кресле с телефонной трубкой в руках. Непослушные кудряшки, близко посаженные глаза – ну копия отец! И озорная улыбка от Толи досталась, с хитрецой, хулиганистая. Как в воду глядел, когда Сашкой называл.
Муся улыбнулась и погладила нежное