Плаха. 1917–2017. Сборник статей о русской идентичности. Александр Щипков
привилегированной прослойке, занимающейся производством моделей потребления – моделей, не сводимых только к сфере материально-торгового обмена. Одной из таких моделей является образ негативной российской идентичности, основанный на комплексе исторической неполноценности. Эта компрадорская версия идентичности предполагает вытеснение из коллективной памяти традиционных сакральных смыслов русской истории. Отсюда издевательства либеральной прессы над людьми, причастными к акции «Бессмертный полк», которая впервые состоялась 9 мая 2015 года.
Вакуум идентичности
Результатом навязывания негативного образа идентичности стала дезориентация русского общества. В этой ситуации реальная идентичность слабеет, стирается, дробится. Так, в современной России поощряется разрыв советского и антисоветского, «красных» и «белых», секулярного и религиозного, «староверов» и «никониан». На месте каждого такого разрыва возникает вакуум идентичности. Фрустрированность, ощущение экзистенциальной пустоты общество стремится заполнить любой ценой. В этом состоянии народу легко навязать мифы о нём самом. К числу таковых можно отнести мифы о коллективной исторической вине, о неспособности русских к самоорганизации, об их «генетическом рабстве» или даже о склонности к «фашизму». Впрочем, на фоне геноцида русских на Украине последний миф успел заметно «сдуться» в глазах общества.
Так формируется ложное сознание, и формирует его компрадорская часть креативного класса, называющая себя «гражданским обществом», но объективно разрушающая основы реального гражданского общества. Аналогичная ситуация уже складывалась в России в начале 1990‑х, сейчас она повторяется и может иметь не менее серьёзные последствия.
Кризис русской идентичности ощутим и в Новороссии. Вообще, если говорить о русском национально-освободительном восстании на Юго-Востоке Украины, надо отметить, что его слабая организация объясняется не только военно-политическими и экономическими причинами, но и стёртой идентичностью большинства жителей Харькова, Одессы, Донецка, Луганска. В основном эти люди не обладают специфической украинской ментальностью. Этот вакуум мог бы быть заполнен иными ценностными содержаниями, но культурная и духовная принадлежность этих регионов к русскому миру чётко не сформулирована и в самой России.
Сказанное свидетельствует о том, что всё российское общество, включая ирреденту Новороссии, переживает глубокий кризис идентичности, в составе которой остаётся ряд невосполнимых лакун. Это лишает страну серьёзных позиций на международной арене и провоцирует в России рост русофобии (прежде всего в среде «креативного класса», чуткого к политической конъюнктуре). А также ведёт к дальнейшей эрозии общих ценностей, релятивизму, карнавализации важных идей и символов (например, празднования Дня Победы), к вытаптыванию символического