Комната с белыми стенами. Никто не вправе осуждать тебя за твой выбор, особенно, если он оказывается решающим. Элина Ильшатовна
дверям, не отступая ни на шаг. И, в конце концов, эти самые закрытые на крепкий засов двери, отворятся ему. Запомни, только ты сама вправе решать, приложить ли свои усилия или же отказаться от собственного желания из-за глупого предположения, что «от меня закрыли двери навсегда».
Слова заставили задуматься Мишель всерьёз. А Роберто тем временем продолжал.
– Мне говорили и не раз, что «зачем продолжать стучать в закрытые двери, если никто не открывает? Это лишь значит одно, что просто не судьба». Я всегда смеялся над ними, но моей иронии никто не понимал. А очень зря. Ведь я отвечал «а что тебе даст то, что ты плюнешь и перестанешь это делать? Сделает счастливым? Исполнит твою мечту? Наоборот, заставит задуматься о том, что ты можешь в этой жизни, а что нет. И доказательство – это отказ от того, что тебе было важно. Судьба? А неужели мы созданы на этой земле, чтобы жить по предписанному нам сценарию жизни Господа? Мы живём, и только мы вправе решать, что будет в нашей судьбе. И мы вправе изменить это. Поэтому, это лишь оправдание своего отказа, и не более того». Прошу, задумайся над моими словами дорогая Мишель.
– В школах спокойно выяснится то, что я болею и не имею права приближаться к детям.
– А ты начинай с больницы. Найди врача высшей категории, начни лечение, продолжи курс терапии. И никто не будет вправе отказать тебе в этом всем.
Словно иглой в сердце кольнули слова, и Мишель понимала, что она находится на грани срыва. Сильно сжав своё платье, она процедила.
– Я устала. Я пойду. Спасибо за ужин и наставления.
Она быстро встала, чем оставила Роберто в полном непонимании, так как девушка не желала ничего ему объяснять. А услышать ее, он очень хотел. Но настаивать не стал.
Мишель оказалась в своей комнате довольно таки быстро, защёлкнув замок, она уперлась своим лбом об деревянную дверь и с горестью закрыла свои глаза, из которых начинали капать слёзы. Хотелось кричать так, чтобы сорвался голос. Свобода требовала выхода. Как и ее эмоции.
Не справляющаяся с собственными эмоциями девушка, сжала кулак настолько сильно, что ее костяшки приобрели белый цвет… И в секунду направила его в сторону стены, ударяя со всей силы, но боль совершенно не чувствовалась. Она нанесла три удара об стену, чтобы хоть немного отвести свою душевную боль от себя. Посмотрев на кулак, она увидела кровь и содранную кожу. Она не понимала с какой силой она ударяла, и сколько ударов она сумела нанести, не чувствуя совершенно ничего.
Она не стала промывать раны, а лишь убрала свежую кровь платком.
– Плевать, – сказала она, посмотрев на руку. И ее взгляд устремился совершенно в противоположную сторону. Смахнув слезу, она побежала к кровати и мигом рухнула в неё, сжав мягкую подушку. Боль и слёзы снова не оставили ей попыток на спокойный сон в новом месте.
Воспоминания о смерти отца не оставляли в покое ее. Роберто не упоминал о нем за весь ужин, но слова о «лечении и курсе терапии» заставили ее вновь погрузиться