.
и столы скрипят и стонут от мужских переживаний, и изо всех сил стараются все выдержать и сохранить лицо. Или себя.
Соседям тоже не просто. Они в эти шумные дни вынуждены весь день напролет слушать громкие речовки и крики болельщиков и игроков, а потом до вечера собирать по окрестностям разбежавшихся перепуганных кур. Дети гостей в эти дни тоже заняты. Как только крики утихнут и в траве покажутся головы немного успокоившихся петухов, Екатерина посылает детвору на поиски яиц, снесенных разбежавшимися курами где-нибудь в тихих укромных уголках подальше от этого шумного безумия: в крапиве в овражке, под кучами досок и старых бревен на соседней улице, среди грядок в чужих огородах или под поддонами с битыми кирпичами на заброшенной стройке рядом с Рощей. В этом году был побит рекорд Пятилетки – тридцать найденных яиц!
Соседи мирятся с таким соседством и положением вещей, потому что, во-первых: «ну что поделать, всем жить как-то надо», а во-вторых, потому что половина деревни включена в ее «туристическую» цепочку снабжения.
Было и «в третьих»… И Екатерина чувствовала это «в-третьих» со дня своего возвращения в деревню. Сначала она думала, что это жалость. Что люди жалеют ее, брошенку с помолвочным кольцом на пальце, которая сначала проморгала, а потом так и не смогла найти свое женское счастье, но… Оказалось, это не совсем так. А открыл глаза на положение ее дел один из постояльцев – молодой и не по годам мудрый мужчина-красавец, как огня боявшийся своей подруги.
Это случилось в самом начале ее бизнеса. Он стал случайным свидетелем ее неприятного разговора с «уважаемым» сельчанином, подбивавшем ее все продать и зажить нормальной легкой жизнью где-нибудь в городе. Самоуверенный пожилой мужчина убеждал, а ее родители активно поддакивали и кивали головами, что «так ей будет хорошо» и «перспективно». Что так ей будет проще устроить личную жизнь и «найти свое женское счастье». Екатерине тогда было очень больно слушать все это. Ведь эти разговоры завелись после того, как Он и Его жена – ее лучшая подруга с детства, вдруг решили вернуться в родные места – в соседнюю деревню. Считай – на соседнюю улицу. И она, только-только оклемавшаяся и перекроившая свою жизнь под их счастье, снова оказалась лишней, мешающей их счастью, стороной. И деревня была на их стороне. Не на ее.
Потом он застал ее в дальнем чулане, куда забрел в поисках припрятанной бутылки вина, ревущей в четыре ручья, и был сильно смущен сложившийся ситуацией. Но неловкость быстро развеялась, когда Екатерина, утерев слезы передником, отчитала его и выгнала из чулана. Он-то и открыл ей потом глаза на природу всех препятствий, которые ей пришлось преодолеть, устраивая свою новую жизнь. Крепко набравшись за ужиным ее домашним пивом, икая и пуская слюни, он объяснил, что все люди боятся жить рядом с «пострадавшей стороной». И что это нормально. Особенно если это женщина. Особенно, если обиженная. Особенно, если так и оставшаяся одинокой…
– В головах обывателей,