Эгрегор. Обманутый мир. Елена Амеличева
но глубоко посаженные глаза, хоть и тщательно накрашенные, портили её. С другой стороны, какая разница, какие глаза, если ноги от ушей? Ян погасил усмешку и зашёл вслед за Ольгой в кабинет.
– Богдан Михайлович, доброе утро! – Защебетала она. – Как слетали в Чехию?
– Спасибо, Оля. У меня к тебе просьба. Нам новую кофемашину устанавливают, проследи, чтобы не как в прошлый раз.
– Хорошо, – изменившись в лице, женщина вышла.
– Неделю будет дуться, – пробормотал Ян.
– Месяц, – уточнил Богдан. – Когда узнает, что я дал тебе особое задание.
– Тогда мне лучше ей на глаза не попадаться.
– Да уж… Так, к делу. Ян, недавно погиб один из наших. Он был моим другом.
– Соболезную.
– Его смерть была… странной, – шеф отвёл глаза. – Собери всю информацию. Отчёт мне нужен завтра.
– Но я не следователь. Вы уверены?..
– Уверен. Ты справишься. И, Ян, будь осторожен.
– В каком смысле?
– В смысле, что Ольга очень злопамятна, – Богдан широко улыбнулся. – А ты о чём подумал?
Александр не спал. Он лежал на кровати и молча смотрел в потолок.
Боль витала над ним. Затаившись, она терпеливо ждала своего часа. Ей некуда было спешить, ведь рано или поздно он всё равно окажется в её власти.
Он тоже это знал. И оттягивал её приход, отыскивая глазами среди изменчивых опасных теней на потолке едва ощутимые колебания, выдающие её присутствие.
Александр боролся, но сон всё равно приходил, веки начинали смыкаться, тело расслаблялось, разум отпускал поводья. И она спускалась с потолка, мутной, нетерпеливо колеблющейся плёнкой нависала над ним, пристально, жадно вглядываясь в лицо.
С тихим стоном поражения он закрывал глаза. Остатками угасающего, в очередной раз предавшего его сознания он слышал её довольный рокот, не зная, по какую сторону бытия сейчас находится.
Боль торжествующе вздрагивала. Она проникала в мужчину и заполняла полностью, бескомпромиссно подавляя сопротивление, не слушая жалоб и не вникая в мольбы о пощаде. Боль устраивалась в нём с бесцеремонностью насильника, устанавливала свои правила и пробуждала, обостряла, доводила до апофеоза его чувства.
Воспоминания о Лии, её нежной улыбке, хрупкой грации, бархатном смехе давали Александру крылья. Он взмывал в неведомую высь, зовя её, летел навстречу солнцу – чтобы уже никогда не вернуться. Он догонял её, почти касался тонких пальчиков. Но у боли были другие планы.
Крылья рассыпались, и, как ангел, отторгнутый всемогущим небом, он падал на грешную сумрачную землю. И видел искажённое страданием лицо, выгнутый дугой, до дикого хруста, позвоночник, слышал нечеловеческий крик, срывающийся с губ, что обожал целовать.
Она уходила. Снова. Он цеплялся, плакал, молил, обещал… Снова. Но некому было помочь. Не было времени. Не оставалось надежды. И он жаждал умереть вместе с ней. Но тело предавало его. Оно хотело жить. Оно выключало разум, отдавалось во власть инстинктов, вытаскивающих Александра