Талисман Михаила Булгакова. Ольга Тарасевич
на новое место, где никто не знает ни меня, ни Мишеньку. Останься мы тогда – арестовали бы всенепременно.
Миша решил, что мне надо отправляться в Москву. А он… он попытается выехать за границу.
Муж убеждал меня, что, как только выедет и освоится, непременно заберет меня с собой. Но, говоря слова любви, пламенно меня в ней уверяя, Миша отводил взгляд – и я поняла: все кончено, мы расстаемся.
Не зная, как досадить ему побольнее, отобрала я у него свою браслетку, которую он всегда носил на запястье.
Тогда муж предал меня в первый раз.
Оставил, не сказав ничего: ни прости, ни прощай, ни благодарю.
Через год, когда случайно столкнулись мы в Москве у каких-то друзей, я не обрадовалась, не заволновалась. Я не почувствовала ровным счетом ничего, выгорела вся моя любовь.
Только Миша все настаивал, говорил – мы муж и жена, нам надо быть вместе. Он привел меня в свою комнату на Большой Садовой, рассказывал, какая славная жизнь у нас теперь начнется.
Я понимала все его тайные мысли.
Да, времена тяжелые, голодные. А я уже за столько-то лет, прожитых вместе, показала – умею быть и сильной, и надежной. «Вдвоем проще, чем поодиночке. Многие ведь так живут. Любовь проходит, а люди живут вместе. Я больше не люблю его и никогда не полюблю», – убеждала я себя.
Только потом любовь как-то снова незаметно просочилась в мое сердце.
Миша такой слабый был, часто простужался. И я понимала: не принесу ему чаю с сахарином – и никто не принесет. Потом у него валенки рассыпались, и не мог он бегать по Москве в поисках места.
Жалела, жалела – и вот незаметно для себя самой и снова уже полюбила мужа всем сердцем и всей душой…
– Таська, мою пьесу берут для театра!
Помню, прибежал он тогда – пальто нараспашку, глаза сияют, в руках бутылка шампанского.
А уж я как за Мишу радовалась!
Значит, все не зря: его ночи бессонные, работа на износ после треклятой газеты, и все эти вышагивания по комнате вдоль окон, когда, бормоча, перебирал он слова, пытаясь найти самое точное…
Как я любила его, как гордилась им! Потому что только я знала: никакой он на самом деле не сильный, а весьма слабый, больной, вечно во всем сомневающийся. Он очень большую цену за успех свой заплатил.
Я радовалась – а Миша отдалялся.
Как-то рассказал мне, смеясь, что Толстой будто бы советовал всем писателям жен три раза менять – иначе никакого творчества не будет.
Я обиделась жутко, и хотелось мне даже Мише пощечину дать.
Что, жена – как платье. Хочу – переменяю, когда надоест?!
А потом перестал он шутить со мной. И разговаривать тоже перестал.
Приходит поздно, не голодный, отмалчивается.
Мне рассказали – видели его в кафе с той, с Любой[6]. Рассказывала она ему о Париже да Берлине, а Миша внимательно слушал.
Сначала Люба еще к нам домой приходила. Конечно, шикарная
Любовь Белоцерковская – вторая жена Булгакова.