Культурная революция. Михаил Швыдкой
захлеба: «А помнишь?.. А помнишь?..» – у них вовсе не было. Поэтому, наверное, им так нравился «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, где больше молчали, чем говорили.
Уже взрослым, в середине 90-х годов прошлого века, по делам, связанным с сохранением мемориала на Мамаевом кургане, увенчанном знаменитым монументом Е. Вучетича «Родина-мать зовет!», мне довелось впервые побывать в Волгограде, земля которого хранила тела погребенных, но еще безымянных воинов. Поисковые работы продолжаются по сей день, выявляя фамилии погибших – возвращение имен поистине божье дело и для убитых, и для их близких, которым важно узнать, что они лежат в сталинградской земле, а не числятся по разряду пропавших без вести. Приехал, уже давно прочитав «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Живых и мертвых» К. Симонова, «Жизнь и судьбу» В. Гроссмана и множество других книг, написанных о великой битве на Волге. Но даже в страшных снах не мог себе представить, что линия фронта нередко проходила по городским квартирам, по коридорам и проходам, соединяющим этажи. Скученность и близость сражающихся друг с другом были фантастически высокими, физиология войны, жизни и смерти здесь раскрывается с предельной экзистенциальной силой. Однажды уже писал о том, что сражающиеся друг с другом советские и фашистские солдаты находились в постоянной физической близости, они знали друг друга в лицо, понимая, что если хочешь уцелеть, то надо убить того, кто целится в тебя, подползает к тебе со штыком или ножом. Прошу простить меня за дурной литературный слог – наверное, в реальности все было страшнее и проще. Но ясно, что каждую секунду требовалось беспримерное напряжение всего организма, предельная концентрация, которой вряд ли могло хватать надолго. А еще надо было есть, пить, курить, справлять нужду – и побеждать врага любой ценой… Отец был коммунистом и евреем – таких в плен не брали. Он сражался за Родину и мстил за свою сожженную на Украине первую семью, жену и двоих детей. Ему было не до гуманизма. И в эти месяцы он не мучился ни «проклятыми» вопросами философии, ни рассуждениями о добре и зле.
Наверное, поэтому даже через годы и десятилетия отец не рассказывал о войне, хотя она по-прежнему жила в нем и не отпускала его. Только 9 Мая, в День Победы, он позволял себе надевать ордена и медали – это был ритуал, который, впрочем, не сопровождался никакими героическими речами. В этот день он даже не повторял обычное: «Мишка, ты слишком много пьешь!» – понимая, что более оправданного повода выпить нет и не может быть.
Развал СССР он пережил с болезненной остротой, как и большинство людей его поколения, выросших и состоявшихся в Советском Союзе. «Неужели мы напрасно жили?..» – этот вопрос задал мой другой родственник, полковник в отставке, прошедший, как и мой отец, войну. И ему нужен был отрицательный ответ на этот вопрос. Потому что любой другой ответ был бы равносилен смертному приговору.
Именно поэтому ежегодные торжества в Волгограде, Ленинграде, Москве, других городах-героях, во всей России – своего рода государственный