Куба – любовь моя. Владимир Морозов
злился на себя за это, но ничего не мог поделать. Особенно я переживал, когда приходилось выносить баночку из ресторана или турнирного зала, где находилось много народу. «Сноб поганый, – скрежетал я на себя зубами, – гордиться должен, что помогаешь убогому, а ты говном исходишь в другой гордыне…»
По утрам действовал на нервы Гуляш. По своим функциональным возможностям он находился приблизительно на уровне Сергея и было непонятно, исходя из каких соображений он отважился приехать сюда без сопровождающего. Может быть, у него совсем не было друзей, а поиграть в шахматы ой как хотелось? Или их западным друзьям принято платить за подобные услуги, чего он, безработный инвалид, конечно же не мог себе позволить. Впрочем, как мы узнали, в инвалидных шахматах Ласло Гулаи был известен давно и разъезжал по турнирам на своем стареньком «Фиате» всегда в одиночку.
Вечером укладывался спать он довольно легко. Подъедет вплотную к кровати, поставит коляску на тормоза и сидит потихонечку, расстегивается. Потом – нырь в кровать незаметно, смотришь, а он уж лежит, укрывшись одеялом.
В первое наше совместное утро, сосредоточенно занимаясь собой и Сергеем, я краем глаза наблюдал за странными манипуляциями, производимыми Гуляшем на постели. Он крутил головой, напрягался, расслаблялся и раскачивал кровать. Вскоре, в результате этих манипуляций, сначала одна, потом другая нога оказались на полу. Верхняя половина Гуляша продолжала извиваться: он пытался сесть. Я завязал шнурки на кроссовках Сергея и встал, чтобы подойти к Гуляшу.
– Вовчик, пожалуйста, не делай этого. – Сергей очень серьезно смотрел мне прямо в глаза.
– Почему?
– Я тебе объясню после, а сейчас нам надо срочно выезжать, завтрак начинается через пять минут.
К тому времени, как мы выехали из номера, Гуляш уже сидел на кровати и одевался.
– Ты почему не захотел, чтобы я помог ему? – спросил я Сергея за завтраком.
– Он знал, куда ехал, – ответил он жестко. – Это тот еще хитрец, я сразу его просек. Ты ему палец протянешь, а он всю руку, как говорится, отхватит. Мне жалко тебя, Володь. Ты с двоими не справишься.
На завтрак Гуляш, конечно же, не приехал. Не появился он и в турнирном зале, когда судья ровно в девять дал команду черным включить часы. Распрощавшись с Сергеем, который сразу же весь целиком ушел в партию, я побежал наверх, на шестой этаж, в наш номер. Гуляш, уже одетый, выезжал задом из туалета. Запыхавшийся, я показал ему на часы. Он виновато улыбался и выглядел жалким. Мы быстро разобрались, что брать с собой, я покидал все это в сумку, висящую на ручках коляски, и помчал его по коридору к лифту. По дороге он пытался мне что-то объяснить, скорее всего, как-то оправдаться, но вникать не было времени, и я повторял со злой улыбкой: «Не ссы, Гуляш, прорвемся».
На следующий день, проснувшись пораньше, я увидел, что ноги Гуляша уже спущены на пол, а сам он усиленно елозит по кровати, пытаясь ухватиться за что-нибудь и сесть. Я подошел к нему, протянул руки и осторожно,