Одиссея. Песни IX-XII. Гомер

      сладким вином без остатка двенадцать амфор,

      неразбавленным, божественным (не ведал

      никто из рабов и служанок об этом напитке,

      только жрец и жена, и ключница знали).

      Когда они пили красное вино, медвяное,

      двадцать мер воды на кубок винный

      приходилось; кратер издавал блаженный запах,

      сладостный – нельзя не пригубить напиток.

      Я взял в дорогу огромный мех, наполненный

      вином, и мешок со снедью (в сердце отважном

      думал, что встретится дикарь неправедный,

      облеченный мощью, не знающий законов).

      Мы скоро вошли в пещеру, но не увидели

      циклопа: он выгнал на пастбище тучное стадо.

      Мы разглядывали всё подряд: корзины,

      отягченные сыром; в загонах теснились ягнята

      и козлики, разделенные: рожденные прежде —

      в особом месте; в особом – рожденные позже,

      сосуночки – отдельно. Ведра с надоями, чаши

      крепкие – сосуды, истекавшие сывороткой.

      Спутники сразу взмолились, просили жалобно

      сыр захватить и вернуться обратно, и следом

      из загонов пещеры к быстрому судну выгнать

      козлят и ягнят, и отплыть по соленому морю.

      Я не поддался (полезней было послушаться),

      в надежде увидеть хозяина, получить подарок, —

      горькая встреча предстояла спутникам.

      Мы развели огонь, совершили приношение,

      сидели, угощались сыром, в ожиданьи циклопа.

      Он вернулся с пастбища, принес древесины

      высохшей, неподъемную тяжесть к трапезе.

      Древесину в пещере свалил, с великим грохотом.

      Мы испугались, бросились в дальний угол.

      Тучное стадо пригнал он в широкую пещеру,

      гурт, который выдаивал, а самцы остались

      снаружи, козлы и овны, на высоком надворье.

      Поднял входной валун, установил в проеме,

      громадный, который двадцать и две телеги —

      добротные, четырехколесные – не сдвинут,

      такой огромный валун он поставил на входе.

      Расселся, подоил овец и блеющих козочек,

      все стадо, как дóлжно, и подложил сосуночка

      под каждую матку; заквасил в плетеных корзинах

      половину белых надоев, убрал корзины;

      другой половиной наполнил сосуды, чтобы

      напиться после, во время вечерней трапезы.

      Когда наконец поспешил завершить работу —

      развел огонь, заметил нас и расспрашивал:

      «Странники, кто вы? Откуда плывете по влажным

      дорогам? Заняты делом или скитаетесь

      по морю, словно пираты, которые странствуют,

      головой рискуют, несут чужеземцам горе?»

      Так он сказал; сердца сокрушились от страха

      перед ужасным голосом и видом чудовища,

      я обратился к циклопу с ответным словом:

      «Мы ахейцы, унесенные из Трои натиском

      разных ветров, над великою глубью моря.

      Мы плывем домой, но неверным путем, неверной

      дорóгой – таков, вероятно, замысел Зевса.

      Заявляем гордо: мы – воители