Вечный порт с именем Юность. Владимир Казаков
капельку, до сих пор коленки танцуют.
– Сейчас «Буряк» включит ревун и будет драить тебя, как медяшку! Ну, взяли, еще раз взяли, са-ама пошла!
Они подтащили планер, и Донсков подошел к Буркову с докладом, но тот махнул рукой и указал пальцем место перед строем.
– Надо ли объяснять, товарищи курсанты, в чем нарушил летную дисциплину курсант Донсков?.. По вашему молчанию вижу – не надо. Это уже хорошо… Курсант Кроткий!
– Я!
– Снять с нарушителя летное обмундирование, ремень и обмотки.
– Есть! – Кроткий подошел к Донскову, но тот уже раздевался сам. В комбинезон завернул шлем и обмотки, затянул сверток ремнем и бросил в руки Кроткийу. Теперь он стоял перед строем в майке, в широких, не по талии, старых хлопчатобумажных брюках и кирзовых ботинках. Бурков оглядел его сильную, атлетическую фигуру, и незаметная усмешечка наметила скобки у тонких губ.
– Брючный ремень снять!
Хохотнул и громко ударил себя по бедрам старший лейтенант Костюхин.
– Правильно, капитан! – сквозь смех проговорил он. – Пуговицы бы еще ему обрезать. Курица летать захотела! Оставьте синьору шлем, пусть рыцарем протанцует до острога!
– Старший лейтенант!
– Молчу, молчу, только посмотрите: он ведь орлеанскую деву изображает!
Кроткий подступил к Донскову, и наткнулся на яростный взгляд серых отчаянных глаз:
– Не посмеешь, Боцман!
– Приказ, Вовка. Давай пояс. Штанцы поддержишь руками.
– Отойди по-хорошему.
Бурков видел посеревшее лицо курсанта, вздувшиеся желваки, напряженные мышцы полусогнутых загорелых рук. Прядка русых волос прилипла к мокрому лбу, под прямым носом блестели бисеринки пота. Крепкая грудь бугристо напряглась. Казалось, тронь – и взовьется человек, как протуберанец. Предотвращая неладное, Бурков крикнул:
– В чем дело, Кроткий?
– По уставу не положено снимать этот ремень! – тяжело вытолкнул слова Донсков.
– Слышали, товарищи курсанты? – подходя к нему поближе, сказал Бурков. – Он, солдат, может позволить себе нарушение, а я капитан, – нет! Почему же? Давай, голуба, на равных служить. Ты устроил карусель в воздухе, хотел сломать себе голову и упечь меня в тюрьму, а я тебя наказываю тоже не по уставу, а по-своему. Не хочешь? Не так воспитан?.. Трудно тебе будет с двумя лицами жить. Найди свое, Донсков. За цирк – десять суток ареста. Проводите, лейтенант, своего пирата на гауптвахту, да не забудьте у его быстроногого друга – Бурков неласково посмотрел на Романовского, – гитарку отобрать. Наигрались!
Над полем лопнула и рассыпалась красными звездочками ракета. Ушли к самолетам летчики, запустили моторы, порулили к стоянкам. Курсанты, подперев плечами крыльевые подкосы, потащили планеры к ангарам. Быстро темнел сиреневый кусок облака над аэродромом.
Бурков догнал шагавшего впереди старшего лейтенанта Костюхина и похлопал по крутому плечу:
– Зачем оскорбил