Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом. Артем Драбкин
как в аэродинамической трубе. И ведь, как на грех, очки не взял – думал, летим недалеко, всего восемьдесят километров. Слезы текут, почти ничего не вижу. Вся электрика отказала, на приборной доске только компас и указатель скорости работают. Подошел к аэродрому на высоте метров семь и тут же плюхнулся прямо с бомбами, не выпуская шасси. Сразу после вылета получил разнос от командира полка за несброшенные бомбы. А как их сбросишь? Высоты-то не было! Кстати, самолет после этого вылета восстановили.
Возобновилась наша работа только в начале сентября 1942 года. Осенью вышел приказ о единоначалии. Комиссарам пришлось вспоминать свою исходную военную специальность. В нашей эскадрилье комиссаром был бывший штурман. Мне, старшине, но уже награжденному орденом Боевого Красного Знамени, дали провезти этого капитана. Целью служил щит размером двадцать на двадцать метров, плававший посередине озера. Сначала надо было сделать промер ветра на трех курсах, чтобы рассчитать угол сноса при пикировании. Штурманские навыки у него были потеряны, и мы долго колупались, но потом вроде он сделал расчеты. Бомбили с 3000. Пока он смотрит в остекление кабины, цель видит, а в прицел найти ее не может. Все же зашли, я вошел в пикирование, а штурман должен перед сбросом шкалой электросбрасывателя вхолостую отработать, чтобы сеть получила напряжение. Он этого не сделал. Я жму на сброс, а бомбы не отделяются. Вышел из пикирования, набрал высоту, еще один заход – та же история. Говорю: «Будем бросать аварийно с горизонтального полета. Скорость максимальная, высота 1000 метров. Рассчитывайте». Рассчитал. И мы как долбанули в берег! Деревья посшибали. Хорошо, что там никого не было. Прилетели на аэродром. Он давай крыть специалистов! Пришли оружейники, все проверили, все работает. Он немножко поутих, а то, я помню, раньше все критиковал нас: «Вы, летчики, по немцам попасть не можете…» В тот же день сделали еще один вылет. Идем бомбить с 2000 метров. Говорю: «Смотрите внимательно. Сбрасывать надо между 1200 и 1000 метрами, если провороните, то воткнемся – просадка 900 метров». Первую бомбу он положил метрах в двадцати от щита. Я говорю: «Так держать. На щиту стоит бутылка водки, надо ее разбомбить». Заходим вторично – 15 метров. Прилетели. Он доволен: «Буду на фронте с тобой летать». – «Товарищ капитан, собьют нас сразу, вы навык потеряли, а у нас с Борисом Кулаковым слетанный экипаж». И точно, сбили его в первом же вылете.
Как подбирали экипаж? Начальство принимало решение. Мне, сержанту, дали Бориса, который был младшим лейтенантом. Как им командовать? Но мы с ним постоянно летали и хорошо ладили. Стрелки-радисты в экипаже менялись. Одно время со мной летал Владимир Протенко – легендарный стрелок-радист из флагманского экипажа полка Преображенского, летавший бомбить Берлин в 1941 году.
Как выполнялось пикирование? Тут много нюансов. Поначалу пикировали одиночными самолетами, растягиваясь гуськом. В ходе войны стали пикировать сначала звеном, а потом и поэскадрильно. Ввод в пикирование осуществлялся по команде штурмана, не доходя