Смертельный номер. Гиляровский и Дуров. Андрей Добров
кто должен был погибнуть. Понимаете?
– Нет, ведь вы мне ничего не хотите рассказать.
Дуров растерялся:
– Да как я вам расскажу? Ведь вы все сразу же и напишете. Я вас, журналистов, знаю! Потом самого меня и выставите дураком.
Его прервал голос сзади:
– Господа хорошие! Вы бы подвинулись!
Я оглянулся – за нами стоял дворник с широкой жестяной лопатой.
Мы пошли дальше в молчании по уже расчищенному тротуару. Наконец я сказал:
– Хорошо. Предлагаю сделку. Я ничего не буду писать, пока досконально не разберусь в этом деле.
– Как я могу вам верить?
– Придется. Кроме того, вы можете навести обо мне справки – каков я.
Мы прошли еще немного.
– Да уж, – сказал наконец Дуров, – вы не оставляете мне выбора. Зайдемте в кофейню, я расскажу вам. Нет, не в эту, это наша, цирковая, там нас могут увидеть. Пойдемте лучше в Камергерский.
Действительно, мы остановились у кофейни на Тверской, где тоже собирались цирковые артисты, да только это была совсем другая публика – не та, что в «Тошниловке» – сюда приходили циркачи известные, состоятельные, которые снимали собственные квартиры, а то и имели даже дома. Дуров, опасаясь, что его узнают в моем обществе, быстро стал спускаться по Тверской в сторону Камергерского, а я пошел за ним. У МХТ со мной поздоровалось несколько знакомых актеров и актрис, что заставило Дурова удивиться.
– Однако! Вы человек известный?
Я пожал плечами, но мысленно щелкнул его по носу.
Наконец мы нашли приличное заведение и сели за столик, заказав завтрак.
– Итак? – спросил я, размешивая сахар в чашке кофе.
Дуров сгорбился на своем стуле.
– Это было пять лет назад. Цирк, в котором я служу и сейчас, переживал не лучшие времена. Альберт еще лично руководил труппой.
– Это который Альберт? Саламонский?
Дуров удивленно уставился на меня:
– Саламонский, конечно! Бывший директор цирка. Альберт Иванович Саламонский.
– Разве он уже не директорствует?
– Номинально. Сейчас он почти отошел от дел, оставив все на свою супругу Лину. Лину Шварц. Так вот. Дело было в мае. Однажды на афише кто-то нарисовал череп и кости. Поначалу никто не придал этому значения – все подумали, что это баловство мальчишек или студентов. Но только в день представления разбился канатоходец Беляцкий.
– Поляк?
– Белорус. Но выдавал себя за поляка. У него был забавный номер – «Опасный пикник». Сначала ассистентка выносила на подносе серебряный бокал и большую бутылку. Беляцкий наливал из бутылки в бокал и давал попробовать нескольким зрителям в первых рядах. В бокале была водка. После чего Беляцкий забирался на проволоку, ставил на нее стул на две ножки, садился на стул и залпом выпивал всю бутылку. А потом вставал и, изображая пьяного, ходил по канату. Публика гадала – упадет он или нет.
– Он действительно был пьян в этот момент? – спросил я с интересом.
– Нет. В бутылке была простая вода.
– А как же он наливал из нее водку?
– Вся