Мать королей. Юзеф Игнаций Крашевский
сам с ним поедешь в Краков. Ягайлло, наверное, будет тебя спрашивать; расхваливай ему девку, пусть старик воспламенится на красавицу. Наедине с ним, прежде, чем он доверит это Збышку и другим, забей хорошенько ему в голову, что другой такой на свете нет, а из моей руки её смело может взять. Понимаешь?
Цебулька поклонился.
– Приготовь сегодня письмо, утром мне его прочтёшь, а ехать нужно как можно скорее, чтобы Александра ему снова какую-нибудь другую Грановскую не дала. Как только узнают, что он собирается жениться, отовсюду начнут приезжать девушки и вдовы; а я должен там свою рядом с ним поставить.
Он ещё раз поглядел на Цебульку, которому было не нужно много слов от пана, чтобы его понять. Он собирался уже уходить, когда князь его задержал.
– Езжай с письмом, – сказал он, – старайся его расспросить не в Кракове, где за ним смотрят клехи, но где-нибудь на охоте. У тебя будет время и свобода хорошо ему Соньку описать?
Потому ксендзы уже не выбьют её из его головы. В этом нужна поспешность, как в любом деле; если нас опередят, мы много потеряем. Сейчас больше, чем когда-либо, следует там иметь помощника, потому что количество врагов от страха ежедневно растет!
II
Княгиня Юлианна не пришла в этот день на ужин, не хотела встречаться с Сонькой, ей нужно было выплакать свой гнев и думать над тем, как отвести мужа от раз принятого намерения.
Никогда в жизни ей это не удавалось, потому что Витовт никому не поддавался, ни женщине, ни мужчине, – однако она не отказалась от надежды и, несмотря на опыт, неосторожная женщина всегда выбирала самый худший способ справиться с мужем, лицом к лицу становясь с ним в открытой борьбе.
Сонька тоже ужинала без аппетита есть, бездумно ломая в руках хлеб и выпивая воду, а как только миски начали убирать, она выскользнула в свою комнату, в которую за ней пошла старая воспитательница Фемка.
С того недавнего времени, когда она так по-детски забавлялась на качелях, казалось, что Сонька стала на несколько лет взрослее и старше.
Этот Витовтов приговор, исполнения которого она знала, что не избежит, упал на неё, как остужающая струя воды. Всё теперь боролось в ней, волновало её. Она чувствовала, что была другой.
Когда остались одни, она бросилась в объятия Фемки и со слезами воскликнула:
– Моя старуха! Моя старуха! Как скоро предсказания сбываются!
Фемка, привязанная к ней, как к ребёнку, испуганно задрожала.
– Боже, что же стряслось?
От двери, за которой было легко их подслушать, Сонька отвела её к окну. Там она села на привычное, любимое кресло, устланное с убогой роскошью ребёнка, который всё, что его окружало, хотел нарядить, сделать красивым, а было нечем.
Как это кресло покрывало простое, но ярко вышитое для обмана зрения, сукно, так комнатка девушки была наряжена тем, что таким образом можно было использовать: цветочки, перья, обшитые и обрамлённые шторы из плохого полотна девушку веселили, она создавала себе роскошь, о которой мечтала.
Фемка ей в этом