Анабиоз. Илья Бушмин
хо… хо… – мать горела желанием ответить. Но не могла. Отец одернул ее, поведя зажатым в ее ладонях локтем, и ответил:
– Владелец машины.
Опер сверился с бумагами на автомобиль, которые из квартиры забрала Женя.
– Рогов Владимир Иванович?
– Ее угнали?
– Ваш сын заявляет, что это как-то связано с исчезновением его младшего брата.
Отец стиснул зубы, намереваясь сказать оперу все, что он думает об этом своем сыне. Я опередил его.
– Я вам уже объяснил. Мой брат жаловался на какие-то неприятности, – эту фразу я повторял в последние дни так часто, что сам себе напоминал попугая. – В его машине я нашел пятно крови. На коврике. Теперь машину угоняют. Сомневаюсь, что это местная шпана решила покататься. Для этого можно угнать любую машину на улице.
Отец пораженно посмотрел на меня. Лицо его посерело еще больше.
– Кровь?
– На коврике.
– Почему ты… Когда?
Теперь его перебил опер. Мы как сговорились обрубать старика на каждой фразе.
– В полицию сообщили?
– Попытался сообщить, – я очень надеялся, что теперь на Дулкина от его коллег прикатится какая-нибудь телега, и этот бездельник в погонах получит выговор. – В отдел по розыску пропавших. Меня отказались выслушать. Рожей, наверное, не вышел.
При этом я покосился на отца. Последняя фраза адресовалась ему тоже.
– Но коврик мы вытащили, – вмешалась Женя. – Он у нас.
– Серьезно? – опер удивился. – Это хорошо. Несите тогда.
Женя возбужденно кивнула и, переглянувшись со мной, быстро направилась к лифту. Почти побежала. А со стороны выезда со стоянки показался ППСник. Рядом с ним плелся сторож. Пожилой мужчина, с животиком, седыми волосами и растерянным взглядом.
– Вы стоянку охраняете?
– Сейчас моя смена, – пролепетал сторож. – Двенадцать часов.
– Вы стоянку обходите хоть иногда? Когда именно машина пропала, можете сказать?
Сторож сконфузился.
– Как бы, у нас ведь камеры наблюдения. Если что-то не так будет, мы на мониторах увидим… Зачем обходить… Как бы…
Я машинально осмотрелся. В поле зрения попала только одна камера. Статично закрепленная, она висела на потолочной металлической балке метрах в 20 от парковочного места Сергея и смотрела в противоположную сторону.
Опера интересовал тот же вопрос, что и меня:
– А этот участок на мониторах просматривается?
Сторож помялся.
– Как бы, не особо.
– Не особо – это как?
– Это значит, что нет… Как бы.
Опер вздохнул. Надо сказать, на меня он производил неплохое впечатление. Может быть, потому что раньше мы с ним не пересекались, как с Дулкиным.
– Вы, – полицейский повернулся к отцу. – Пишите заявление. Знаете, как? Федосов, подскажи, если что. Вот вам бумага.
Он выудил из своей папки чистый лист бумаги и даже ручку. ППСник, названный