Невеста из ниоткуда. Андрей Посняков
нет?
– Понятно, не курите. Ничего, свои высушу, вдруг да покурить захочется.
Осторожно вытащив из мятой вымокшей пачки несколько ментоловых сигарет, девушка аккуратно разложила их рядом, на плоском сером камне и, обернувшись к удивленно застывшим парням, спросила:
– Ну, что там с ухой-то?
– Ах да! – спохватился Тимота. – Можешь пока из моей миски покушать… держи.
Набросав в деревянную (!) миску дымящейся ушицы, юноша с улыбкой протянул Женьке. Та благодарно кивнула:
– Спасибо.
– Вот, ложку бери.
– И за это благодарствуйте! Ха – деревянная. – Зачерпнув ароматно дымящееся варево, Женька подула на ложку. – Вы тут все из дерева делаете, да? А мечи у вас есть? А кольчуги? Вот Ленка, которая Рогведа, рассказывала…
– Ты кушай, кушай, дева, – снова улыбнулся Тимота.
Смуглый напарник его, Путятко, за все время еще не проронил ни слова, а вот Тимота, похоже, любил потрещать, не мог молча посидеть и секунды. То спрашивал, почему это Женька «в портах», то допытывался – зачем, мол, косу отрезала.
– За тем, зачем Володька усы сбрил! – рассердилась Тяка. – Я ее и никогда не носила-то. Коса! По лесам с ней не особо удобно… как и в юбке, вообще-то. А ушица у вас вкусная, спасибо. Только почему-то в ней одни налимы…
– Так налимья! А в том вон котле – форелевая будет.
– Гурманы, блин. А соль? Соль где? И хлебца бы не помешало горбушечку.
– Соль?! – округлил глаза Тимота. – Соль в Альдейге купим, а покуда – так. Хлеб же, лепешки у воеводы нашего, дядьки Довмысла, хранятся, он их и выдает, посейчас вот не успел еще.
Женька фыркнула:
– Вижу, прижимист ваш дядька Довмысл. Вы сами-то откуда? С Ладоги?
– Из Киева мы…
– Из Киева!!! Однако! Так у вас же там…
– Да ты про себя расскажи, дева-краса! – вклинился в разговор смугленький Путятко. – Кто ты, откуда? Какого роду-племени будешь? Толь из варягов, толь из весян, из словенов?
– Бабушка моя из вепсов была, други, – опростав ушицу, смирненько поведала «дева». – А батюшко – из словен.
– А род? Рода какого?
– А рода я женского! – Женька рассерженно сверкнула глазами. – Не трансвестит, не видно?
– Да мы видим, что женского, – ты нам другое поведай!
Где-то за мысом затрубил рог, и из-за излучины одно за другим показались суда. Женька ахнула: и в самом деле – ладьи! Такие, какие в школьных учебниках и на знаменитой картине Рериха «Заморские гости». Большие, в длину как четыре байды, а то и пять, с миндалевидными, вывешенными по бортам щитами.
– Целых пять штук! Ну, ни фига ж себе вы даете! – искренне восхищалась девушка. – Это ж без выходных, без праздников… А правда, что вы ничего современного не используете? Даже рубахи свои да плащи крапивой красите, дубом, корой?
– От крапивы – да, цвет зеленый, яко трава, – Тимота улыбчиво закивал. – От дуба коричневатый, а от жимолости – желтый. Ну а красный аль небесный – у нас в этаки цвета не красят, то в землях дальних,