Растревоженный эфир. Ирвин Шоу
повернулся к нему:
– Сам не знаю. Удивлен не меньше тебя.
– Ты их больше не увидишь. Работу Бурку теперь не найти. Если его куда и возьмут, то через день-другой уволят за пьянство.
– Что с тобой, Вик? Я думал, он твой друг.
– Его единственный друг – бутылка. Считай, что с тремя сотнями ты распрощался. Надеюсь, ты можешь себе это позволить.
– Мистер Эррес! – К ним подошел старший официант. – Миссис Эррес просит вас подойти к телефону.
– Спасибо, Алберт. – Эррес соскользнул со стула. – Наверное, Нэнси хочет сказать, что опоздает только на три дня. – Он последовал за старшим официантом во второй зал.
Арчер наблюдал, какая легкая походка у его друга. Не без улыбки он отметил, что две или три женщины отвернулись от своих кавалеров, чтобы окинуть Эрреса оценивающим взглядом. А одна сурового вида женщина даже достала зеркальце из сумочки, дабы проследить за Эрресом не оборачиваясь. Интересно, какие мысли в такие моменты приходят в головы женщинам, подумал Арчер. Впрочем, лучше этого не знать. Лысый мужчина, с печалью отметил он, не вправе размышлять об этом, как голодному негоже рассуждать о качестве выставленной перед ним еды. Он взглянул в зеркало за стойкой и удостоился ответного взгляда своего собственного изображения поверх бутылок. «Я похудел, – решил Арчер, – и выгляжу лучше, чем пять лет назад. Сейчас я в самом соку, – улыбнулся он. – Лучшие годы жизни. Еще лет пять точно протяну без заморозки».
Вернулся Эррес. С чуть виноватой улыбкой Арчер обратился к нему.
– Нэнси уже едет?
– Нет. – На лице Эрреса отражалась тревога. – У маленького Клема температура. Сто три градуса[10]. Нэнси вызвала врача.
Арчер, конечно же, огорчился, как и положено взрослому, узнавшему о болезни ребенка.
– Это плохо, – сказал он, надеясь, что причина температуры – не полиомиелит, менингит или психосоматический симптом психического расстройства, которое десять лет спустя приведет маленького Клема в кабинет к психиатру. – Но ты знаешь, что у детей температура подскакивает от всякого пустяка. А потом так же быстро снижается.
– Я знаю, – кивнул Эррес. – Но думаю, мне лучше поехать домой.
– Еще по стаканчику?
– Пожалуй, нет. – Эррес уже повернулся, чтобы уйти. – Завтра позвоню. – Он остановился и полез в карман за бумажником. – Счет…
– Да ладно, – махнул рукой Арчер.
– Спасибо. – Эррес, забрав пальто и шляпу, вышел из бара.
Арчер несколько секунд смотрел ему вслед, потом попросил счет. Четыре доллара, а с чаевыми почти пять. Расплачиваясь, он почувствовал укол совести. «Когда-нибудь, – подумал он, наверное, уже в сотый раз, – я подсчитаю, сколько денег оставляю в барах за месяц. Наверное, приду в ужас. Мы живем для того, чтобы поддерживать производителей шотландского. Да еще три сотни Бурку, который сейчас сидит, уставившись в стакан с виски двенадцатилетней выдержки. Отсюда и дрожь, которую я испытываю каждый месяц, получая конверт с банковским балансом».
Арчер взял пальто, жалея
103 градуса по принятой в США шкале Фаренгейта соответствуют 39,5 градуса Цельсия.