Чёрные дни открытых дверей. Александр Гаврилов
сукровицей отверстия. Тело перевернули и – отпрянули: переплетение костей с утолщениями в местах пересечения до жути напоминало человеческое лицо. Череп разделял гребень, который спускался на «лицо», словно хищный нос. Под костяным каркасом просвечивала багровая плоть. На руки монстра были одеты металлические доходящие до середины предплечий перчатки. На одной руке с тыльной стороны ладони выглядывал двойной крюк, на другой – серповидный клинок. Концы металлических пальцев изгибались когтями.
– Помилуй меня Жёлтый Демиург, чего только не насмотришься. С ума не можно съехать… – говорили в толпе.
– Капитан Фергусис, – представился подошедший к Егору офицер. Рад знакомству, сударь. Как думаете, ещё прилетят?
– Откуда ж мне знать. Я бы на вашем месте послал за подмогой да подежурил здесь до утра.
– Верно. Так и сделаю. Надо признать, оплошали мы. Хорошо ещё вы подоспели, в чувство нас привели. Вам, сударь, с таким голосом полком командовать.
– Нет уж, я бы лучше запевалой пошёл. До свидания, капитан. Удачи, – сказал Егор и пошагал к гостинице. Он долго не мог уснуть: мерещилось хлопанье крыльев, всплывало перед глазами сплетённое из костей «лицо».
Прошёл ещё один день. Егор не знал, куда себя деть. Вечером зашла тётушка Милли, однако ужин не принесла.
– Собирайтесь, сударь, к вам пришли, – сказала она со сдержанной улыбкой.
– Кто?
– Увидите. На террасе вас ожидают.
Вместительная терраса была переполнена гостями. Навстречу Егору поднялся пожилой человек в белом костюме. Старик, почему-то называя Егора Мэдлонгом, поблагодарил его от лица всего города за спасение детей. Речь патриарха изобиловала гиперболами и весьма цветастыми выражениями. «Разметав свору кровожадных разбойников, словно ураган мошкару, – говорил старик, воздевая руку, – юный атлет, весь израненный, на руках вынес наших крошек из мерзостного вертепа». Упомянул он и вырвавшихся из-за пределов Тёмной реки крылатых демонов, которых Егор якобы изгнал одним только боевым кличем.
Говорливого старичка сменила блондинка в платье состоящем, казалось, из одних оборок. Говорила она, поминутно промокая глаза платочком, и, в конце концов, расплакалась по-настоящему. За блондинкой вышел молодой стройный эгимонянин. Он поблагодарил Егора за спасение единственной дочери, заявив, что он и его семья будут считать себя его вечными должниками.
В конце концов, его усадили за стол и после ещё нескольких хвалебных речей принялись за ужин. Внимание Егора привлекла прелестная черноволосая девушка – единственная иглисси за столом. Одета она была – в отличие от нарядных дам – в простенькое коричневое платье с белым воротничком. Однако выделялась она не столько красотой и скромной одеждой, сколько отстранённо-бесстрастным и даже как будто надменным видом.
Опустились сумерки; между столбами террасы зажглись гирлянды разноцветных лампочек. Слегка опьяневший Егор смотрел на пышно разодетых мужчин, женщин, напоминающих зажиточных горожан