А и Б сидели на трубе. Борис Александрович Алмазов
братья. У них были усталые лица и печальные глаза.
– Вот,—папа показал на мальчика во втором ряду.– А вот твоя мама.
Я её вообще никогда бы не узнал. Я думал: это мальчик лет пяти.
– Это наш детский дом. Нас не успели вывезти, и мы всю блокаду были в Ленинграде. Иногда к нам приходили солдаты или моряки и приносили целый вещевой мешок хлеба. Мама наша была совсем маленькая и радовалась:
«Хлебушко! Хлебушко!», а мы, ребята постарше, уже понимали, что бойцы отдали нам свой дневной паёк и, значит, сидят там в окопах на морозе совсем голодные…
Я обхватил папу руками и закричал:
– Папочка! Накажи меня как хочешь!
– Что ты!—папа поднял меня на руки.—Ты только пойми, сынок, хлеб—не просто еда… А ты его на пол…
– Я больше никогда не буду!—прошептал я.
– Я знаю,—сказал папа.
Мы стояли у окна. Наш большой Ленинград, засыпанный снегом, светился огнями и был таким красивым, будто скоро Новый год!
– Папа, ты завтра, когда в садик придёшь, про хлеб расскажи. Всем ребятам расскажи, даже Гришке…
– Хорошо,—сказал папа,—приду и расскажу.
Матросская лента
Мой самый любимый праздник—День Военно-Морского Флота! В этот день на Неве военные корабли стоят. Они большие и торжественные и очень красивые. На них флаги—вот именно что не развеваются, а реют, как будто корабли принесли с собою океанский ветер. А ещё водный праздник: моторки мчатся, за ними волны белые, как снежные сугробы, яхты—такие красивые, как будто во сне! Пловцы, аквалангисты, водолазы—у них шлемы, как будто они марсиане—честное слово! Оркестры гремят, по улицам моряки нарядные с кортиками маршируют… А вечером салют! И огни на Ростральных колоннах! И факелы над Петропавловской крепостью! Мне в этот день всё время хочется петь морские песни!
Но только я на самом празднике, то есть на набережной, ни разу ещё в своей жизни не был. Я этот парад по телевизору смотрю.
И вдруг в нынешнем году Инна Константиновна говорит:
– Вы теперь большие, как-никак старшая группа, и мы теперь все пойдём на водный парад, тем более, что наш садик совсем от Невы близко.—Мы все «ура» от радости закричали! А я громче всех! Только условие: каждый должен склеивать себе из бумаги бескозырку! Чтобы сразу было видно—идут на праздник будущие моряки!
Мне сразу «ура» кричать расхотелось. Потому что у меня такие руки неловкие, что я ничего ни слепить, ни склеить, ни нарисовать не могу. У меня всё кривое-косое получается. Инна Константиновна говорит:
– Ты сразу за несколько дел берёшься и ни одно до конца не доводишь. Ещё модель корабля не вырезал до конца, а уже принялся раскрашивать. Не докрасил, начал флажки привязывать… Вот посмотри, как Вовик Лукьянов работает.
Вечно мне этого Вовика в пример ставят. Он как лоб наморщит, как своими пальцами ловкими вертеть начнёт—не успеешь оглянуться, а у него из обыкновенного листа бумаги пистолетик, или шапка, или чёртик получился! Мне так никогда не суметь!
Дома я взял у своей сестры Веры из стола лист ватмана—это бумага