Растревоженный эфир. Люси Краун. Ирвин Шоу
Я ему совру, что у тебя разболелась голова.
– Ложь – основа современных общественных отношений. Так что деваться нам от нее некуда, Эммет.
О’Нил ответил долгим взглядом темно-синих глаз. Взгляд был дружелюбным, хотя в нем и читалось некоторое замешательство. О’Нил чем-то напомнил Арчеру бульдога, который пытается общаться с людьми, но не знает, чем восполнить отсутствие дара речи.
– Извини, Эммет. Я обещал Вику, что поеду с ним.
– Понятное дело. – О’Нил энергично кивнул. – Не бери в голову. Сможешь заглянуть завтра в мою контору? Мне надо тебе кое-что рассказать.
Арчер вздохнул.
– Пятница у меня выходной, Эммет. Нужно ли так спешить?
– Скорее да, чем нет. Дело важное. Как насчет одиннадцати?
– В половине двенадцатого. Завтра мне захочется выспаться.
– В половине двенадцатого. – О’Нил надел шля- пу. – Только не звони мне, чтобы сообщить, что не сможешь прийти.
– О’Нил, ты эксплуататор. – Во взгляде Арчера появилось любопытство. – А в чем, собственно, дело?
– Я скажу тебе завтра.
О’Нил вышел из студии, не попрощавшись ни с Эрресом, ни с Атласом.
Звукорежиссер все сидел за роялем и теперь сражался со сложной аранжировкой «Волшебного вечера». В музыке слышалась великая печаль, словно он сообщал слушателям о том, что всякий раз, когда влюблялся, ему давали от ворот поворот.
Арчер покачал головой, забыв об О’Ниле и его проблемах до завтрашнего утра. Взяв пальто и шляпу, он направился к Эрресу, который освободил карманы Атласа от мелочи и теперь читал газету.
– С делами покончено, – доложил Арчер. – Пора и развеяться.
– Хит сезона – убийство из милосердия. – Эррес кивнул на газету и надел пальто. Вдвоем они направились к двери, на прощание махнув рукой Атласу, который дожидался приятеля. – Врачи с инъекциями воздуха, мужья с мясницкими ножами, дочери с полицейскими револьверами. В эти дни милосердного насилия выше крыши. Общество открывает совершенно новый путь к святости. На суде над военными преступниками по окончании следующей войны защищать их будет общество сторонников эвтаназии[4]. Они, конечно, скажут, что водородная бомба сброшена из жалости. Чтобы спасти население города, а то и страны от мучительной смерти от рака в частности и от тягот жизни вообще. Весомый аргумент. Кто решится вынести обвинительный приговор?
Арчер улыбнулся.
– Я знал, что кто-нибудь наконец-то докажет, сколь опасен для здоровья прямой эфир. Всем чиновникам от радио – служебная записка: «Будьте осторожны, имея дело с прямым эфиром».
Они вошли в кабину лифта, чтобы выйти из нее двадцатью этажами ниже навстречу порывам холодного ветра.
Светились витрины, тротуары приятно удивляли чистотой, мимо медленно проползали свободные такси. Арчер чувствовал, что вечер только начинается и впереди их еще ждут славные дела.
Он зашагал к Верхнему Манхэттену, Эррес пристроился рядом. Оба высокие, широкоплечие. Правда, Эррес был почти на десять лет моложе. Эхо их
Эвтаназия – умерщвление безнадежно больных по гуманным соображениям.