Cовсем немного дождя. Элла Чудовская
своего героизма, то ли бурных аплодисментов.
– Что же так? – апатично подала реплику оглушенная Стефания.
– Ты понимаешь, они все просыпаются в состоянии разной степени неадекватности. Никто не встал и не вернулся в себя таким, каким заснул. Все ткани месяцами спящего человека подвергаются дегенеративным изменениям. Если за телом мы умеем более-менее ухаживать, поддерживать его функциональность, то процессы, протекающие в мозгу, нам недоступны. Самостоятельный выход из сна происходит, по всей видимости, более плавно: взаимосвязанные системы человека синхронно подготавливают этот момент, дальнейшее восстановление протекает в силу запущенной организмом инерции. Принудительное, медикаментозное пробуждение является дополнительным и очень мощным стрессом, и последствия в ряде случаев пагубны и необратимы. Большинство искусственно выведенных из сна никогда не сможет вернуться к нормальной жизни. Я же настаивал на импульсных воздействиях непосредственно на мозг спящего, это несколько иная область исследований, и твой отец не поддержал мои идеи.
– И ты смылся.
– Что?
– Ты бросил ее, мою маму, и смылся.
– А что, я должен был выкрасть ее тело? Ты это предлагаешь? Да я вообще не должен перед тобой отчитываться!
– Конечно же нет. Ты – трус, приспособленец и подонок.
– А ты – избалованная девчонка, ни на что не способная, на всем готовом всю жизнь…
Стефания нажала отбой, убрала телефон на дно большой сумки и вышла из учебного корпуса в ранние сумерки. Сегодня весь день в воздухе стояла серая пелена – солнце, горевшее несколько дней, выключили. Дождь, такой зримый из окна, оказался призраком – не достигая земли, не пятная ни луж, ни одежд, он покусывал скулы холодными иголочками в порывах уличных сквозняков. На подушке воздушной волны принесло плотные, вкусные запахи мокрых свежих листьев вперемешку с рыбным душком преющих водорослей – море отдыхает после шторма. Она решила прогуляться, отменила заказанное такси и свернула на боковую улочку. Всё мокрое. Свет, проникающий из человеческих жилищ редкими бледными пятнами, плющится на брусчатке. Окна Кристиана темны и пусты. Где он и что делает, когда не здесь, когда не смотрит на нее?
Темнеет всё позже. А ведь совсем скоро весна! Она и не заметила. Она ничего не заметила, даже того, как сквозь боль отчаянного бессилия помочь матери острым клювиком, будто первый крупный лист из плотного бутона магнолии, пробивается новое чувство. «Я свободна!» – порхало неприметным мотыльком над оборванной историей брака. Хотелось свернуться клубочком вокруг этой теплой пульсирующей точки и впасть в сладкое безответственное забытье: «Меня нет». И всё же она стремительно продвигается по темнеющим улицам, желая оказаться хоть во временном, но доме и обнять дочь – единственного своего человека на всей Земле, навеки ее человека.
Ханна, обладая не только умилительной внешностью, но и легкой, светлой натурой,