Пути-дороги. Борис Крамаренко
за шапку.
– Спасибо тебе, Павел Васильевич, за ласку!.. – бросил он гневно.
Бут, насупясь, отвернулся. Атаман прошел мимо него, нарочно громко вызвал из конюшни своего работника. Бут видел, как, садясь в дрожки, он хлопнул вожжою рыжего жеребца и как тот вихрем вынес его за ворота, чуть не разбив дрожки о врытый за воротами столб.
Степанида Андреевна, скучая по сыну, несколько раз принималась заговаривать о его женитьбе, но всякий раз Павел Васильевич, выругав ее, уходил на мельницу.
На вторую ночь после отъезда Николая на хутор Степанида Андреевна снова завела с мужем разговор о сыне.
– Чуешь, Васильевич, ты, как Николушка приедет, на него не накидывайся, а то я тебя знаю – коли в гнев войдешь, то и сам не знаешь, что робишь.
– Что я, своему сыну ворог, по-твоему? Да только не бывать этой свадьбе! И ты из головы эту думку вытряхни, слышишь? Пока я хозяин в доме, этому не бывать!
– И чем она нашему Николушке не пара? Что бедна – так на что нам богатство? – Степанида Андреевна приподнялась на кровати, опершись на локоть. – Ты, Васильевич, о Николушке подумай. Ты на него накричал, а он уж два дня домой не приходит. Сердце все изболелось у меня.
– На хуторе он, с приятелем вместе уехали.
– А ну-ка что случится с ним? Не переживу я этого, старик. Горячий он у нас. И чем она тебе не невестка? Что красавица, что работница!..
Бут молча повернулся к жене спиной. Он старался уснуть – и не мог. Мысли о сыне и ему не давали покоя.
…Николай с Евгением приехали на третий день. Увидев мать, работающую на огороде, Николай прошел туда и стал помогать ей срывать спелые помидоры.
– И никак, Николушка, слушать он не хочет. Как скаженный, эти дни ходит, – начала первая Степанида Андреевна.
– А где он, мама? – почему-то шепотом спросил Николай.
– На мельницу пошел, где ж ему быть? Целыми днями там пропадает. Ты, Николушка, поласковей с ним – может, и обойдется. Не зверь ведь, чай, – отец. Сердце-то и у него болит. Я вижу, ругается, а сам ночей не спит.
Николай обнял мать и, поцеловав ее в голову, выпрямился:
– Ну, я, мама, пойду к отцу.
Степанида Андреевна перекрестила сына и, когда он, ускоряя шаг, шел через огород, сокрушенно покачала ему вслед головою.
Отворив калитку, Николай столкнулся с отцом и от неожиданности растерялся.
– Что, с отцом-то и здороваться не надо? Так тебя в офицерской школе учили?
Глаза Бута смотрели на сына сурово. Мохнатыми клочками висели седые брови. За последние дни он как-то осунулся и постарел. На лице залегли новые морщины. Николай понял, что отец тяжело пережил сильную внутреннюю борьбу, и ему стало жаль старика. Николай хотел сказать отцу что-нибудь ласковое, хорошее, но, зная суровый его характер, не решился.
– Молотилку, папа, надо у Сушенко попросить – одной не обмолотимся. Управляющий наказывал беспременно к Сушенко съездить.
– А коли откажет?
– Должен дать, мы ж ему в прошлом году давали. Управимся – обе ему перекинем. А скажите, папа, что Игнат Сушенко – болел, что