Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
от всего этого. Это слишком. Я не могу тащить на себе ответственность за стольких людей, я не готов, я не сумею… К черту, заберите ее и оставьте меня в покое! Мне всего семнадцать.
Он лихорадочно бормотал что-то еще, но жесткая рука схватила его за волосы и вздернула с земли.
– М-да… – протянул брат Ачиль. – Я слышал о тебе совсем другое. Быстро ж ты гонор растерял.
Монах неторопливо осмотрел покрытое испариной лицо с багровым следом удара, подрагивающие губы, руки, судорожно мнущие весту на груди. Потом вдохнул, глубоко и блаженно, будто откупорив бутылку превосходного вина:
– Слизняк! – со вкусом припечатал он, срывая с ноги оружейника длинную плеть и снова сматывая кольца. – Шагай давай. Еще раз взбрыкнешь – руку сломаю. Пошел.
Пеппо закусил губу, отвернулся и снова двинулся по улице, ссутуля плечи.
Путь действительно был неблизкий. Жилые кварталы понемногу оставались позади, вместе с хлопаньем дверей и ставен, несущимися из окон перебранками, хохотом, приглушенным гвалтом кабаков и прочим ночным шумом. Тесные кварталы и мощеные улицы сменились пыльным трактом, обрамленным вереницей жалких мазанок. Набиравшая зрелость луна ярко освещала живописно убогое захолустье. Добрый час оба молчали. Вдруг Ачиль пнул Пеппо в спину:
– Ты куда меня тащишь, мошенник? Город вот-вот позади останется, море неподалеку.
В ответ Пеппо вытянул руку:
– Там, впереди, должны быть развалины крепости, ежели я не заплутал.
Ачиль поглядел на холм, увенчанный древними руинами, высеребренными луной:
– Старая римская крепость? Ты там тайник устроил, гаденыш?
– Да, – устало отозвался Пеппо, – мне сказали, что у крепости этой скверная слава и туда никто по доброй воле не ходит. Тогда я и перепрятал Треть.
Монах ухмыльнулся:
– Богатая идея. Там, были времена, рабов держали военнопленных. В подземельях той крепости народу сгинуло – не перечесть, по сей день останки в подвалах лежат. Говорят, по ночам эти страдальцы такие рулады выводят, что сдуру вошедшие седыми выбираются, а кто и не выходит вовсе.
Пеппо передернул плечами:
– Не слышал. Видно, не приглянулся я им.
Брат Ачиль вдруг расхохотался:
– А ты все ж не дурак! Местечко нашел – почище сокровищницы дожа. Никакой охраны не надо. Давай веди, показывай.
Подросток покорно двинулся дальше. Двадцать минут спустя монах и его проводник поднялись на холм и остановились у черного провала ворот.
– Нам нужно внутрь, – пояснил Пеппо, – и насквозь. Все время прямо. Только тут много обломков, я не смогу идти быстро.
Ачиль негромко хлопнул о сукно рясы свернутой плетью. Его не слишком прельщал кромешный мрак развалин, но выбирать не приходилось:
– Я тебя скакать и не принуждаю. Вперед! – повторил он. – А вздумаешь кобениться – тут тебе и гнить.
Пеппо еще сильнее ссутулился и двинулся во тьму, то и дело спотыкаясь. Полуразрушенная крепость оказалась не так уж велика.