Сказки кофейного фея. Светлана Макаренко-Астрикова
Даниэль Даррье, «Красное и черное»… С голосом Караваевой… Целый роман… Она сохранила голос от всей своей былой красоты… Машеньки своей… Я все хочу написать о ней, о Караваевой, а рука не поднимается.. Таким страшным кажется все это… Ее судьба.
– О ней вышел роман «Синяя кровь», кажется. Я чуть не получил его на рецензию.
– Мне кажется, любое воплощение ее судьбы покажется теперь слабой подделкой. Хоть в книге, хоть на экране. Не будет экспрессии, горечи, причем испытанной дополна… Роман показался мне каким то разбросанным – именно от растерянности, что ли.. Искусство охватить словом образ стало совсем куда то исчезать… Ты не находишь?
– Не знаю, голубка. Так. Раз ты говоришь, значит, так. – Я улыбаюсь, смотря на нее. Все сложные вещи она всегда говорит просто. Умеет говорить.
– Ты про себя думаешь: " Ну, разлеталась тут!» Ладно, не принимай всерьез меня.– Она машет рукой, ища крохотной ножкой замшевую туфлю, чтобы обуться, трогая ее пальцами, и пытаясь дотянуться.
– Кофе завари? – zmerzla tvoia pani…
– Zaraz. – В тон ей отвечаю я, – Сама обуешься или помочь?
– Ne vemo! – она пожимает плечами. – Пробовать буду.
– Ну – ка, дай! – Я присаживаюсь перед ней. Мои пальцы обхватывают ее ступню, щиколотку, и я осторожно поворачиваю ножку фея, чуть вдавливая ее в туфлю и, ощущая, как слегка напрягаются мышцы ее крохотной стопы.
– Вот и все. Давай, теперь попробуем другую ножку? Не больно?
– С таким принцем, что ты! – Она осторожно ерошит волосы на моей голове.
– Мы когда их с Мишкой заказывали, мастер три раза у меня переспрашивал размер. Не верил, что тридцать третий. Не давят они тебе?
– Нет. – она качает головой.– Как раз. Больше не вырастет нога, как ты думаешь?
Я смотрю на нее снизу вверх. Кажется, она опять смеется. Только глазами.
Я развожу руками, поддерживая игру:
– Любовь моя, я только про людей знаю, что нога у человека растет до двадцати одного года, а про фей – ничего не знаю.. Они же – волшебницы. Творят все, что захотят. – Внезапная трель звонка прерывает нас. Фей, соскочив с пуфа у зеркала, мчится на кухню, я – в прихожую. Открываю. На пороге, увы, не Мишка Ворохов с Аней, а соседка, Полина Никитична, седовласая, хрупкая старушка, с изумрудными глазами, удивительно молодыми для ее возраста. В одной руке она держит фарфоровое блюдце с крохотными румяными пирожками, в другой – бумажку, чуть запачканную сливочным маслом.
– Георгий Васильевич, голубчик, я Вашу машину в окно увидела, только сейчас. Не знаю, кого просить, мне в аптеку нужно, а рецепта не могу понять, уже в две звонила аптеки, они там название спрашивают, а я в латыни не понимаю ничего….
– Вам не надо понимать. Врач должен был сказать Вам! – Я беру у Полины Никитичны бумажку, мельком гляжу в нее. – Это сироп от кашля, с добавлением алоэ и солодки, новый какой то, поэтому его и не знают – Улыбаюсь, ободряюще. – Входите же. А кто заболел?
– Да Михаил