Погибают всегда лучшие. Владимир Гурвич
на танцы, а в том самом монастыре, где теперь он настоятель, прогуливали уроки, лежа на траве между старыми, со стертыми надписями каменными надгробиями.
– Ты узнал обо мне все, что хотел? – вдруг улыбнулся Толя.
– Ты спрашиваешь, узнал ли я все, что хотел? Узнал. Но если я хоть что-то понял, пусть отрубят мне голову. Ты мой друг, бывший милиционер – священник. Кстати, а какую должность ты занимал в милиции?
– Если тебя интересует мое звание, то я был майором, заместителем начальника уголовного розыска. Мне предлагали возглавить уголовный розыск, но я выбрал, как видишь, другой путь.
– Но почему?
– Это долгий разговор. Но со мной все в порядке, лучше поговорим о тебе.
– Будешь исповедовать?
– Как пожелаешь. Думаю, мы можем поговорить просто как старые товарищи.
– Теперь мне это делать трудней, я не могу забыть о том, что ты священник.
– Это скоро пройдет. Не обращай на это внимание. Священники те же люди.
– Ты уверен?
– Уверен.
Я задумался.
– А что говорить, ты видишь все. Меня не хочет признавать даже моя мать.
– Да, я был у нее, попытался с ней поговорить.
– Зачем?
– Ну хотя бы потому, что она тоже моя прихожанка.
– Моя мать ударилась в Бога? Не знал.
– Ты многое не знаешь. После того, как она потеряла мужа, то есть твоего отца, ей нужна была опора. Ты был далеко, твой брат сам требовал поддержки. Оставался ей только Бог. К нему она и обратилась. Но, увы, я пока не могу внушить ей чувство христианского смирения и сострадания к ближнему. Она поглощена только собой, своими чувствами. Некоторым людям нужен не милосердный и любящий Бог, а Бог – мститель, Бог, который карает. Твоя мать из таких людей. Я очень тревожусь за нее, особенно сейчас, после потери Алексея. Я его очень любил. Он тоже был моим прихожанином, и его вера была совсем иной. Он стремился к любви.
– Я не знал, что он посещал церковь. Погибают лучшие, – пробормотал я.
Анатолий как-то странно посмотрел на меня.
– Повтори, что ты сказал.
– Погибают всегда лучшие.
– Ты прав, – подумав, согласился он. Чтобы христианская вера утвердилась в мире, путь ей вымостили тела мучеников. Если бы лучшие не погибали, мир бы не двигался вперед.
– Никогда не думал об этом в таком ключе. Впрочем, какая разница. Даже гибель лучших на самом деле мало что меняет. Плодами их смерти пользуются совсем другие, часто самые худшие. Так было и боюсь, что так и будет.
Анатолий помолчал и даже помрачнел. Мне показалось, что он о чем-то напряженно размышляет.
– Во многом ты прав, но не совсем. Мир можно сделать лучше. Иначе я бы не сменил милицейскую форму на рясу священника.
– Тебе видней. Мне бы твою веру. Но в своей жизни я перевидал столько мрази.
– Поверь, я видел этого добра не меньше. Но это не причина, чтобы считать таковым весь мир. Он такой, с чем являемся в него мы сами. Если мы приходим в него с добром, он добреет, если – со злом, он становится злее.
– У меня такое чувство, что сейчас