Метель. Виктор Некрас
понимаешь… На каждую по десятку-два чернокожих пришлось. Мало кто и выжил бы, даже если б и позволили. Но они не дали выжить никому. Чтобы новых французов не рожали, как сказал Дессалин.
На какой-то короткий миг он умолк.
2
Багровый закат висел над морем, странно окрашивая пальмы на берегу залива Гонав – корявые и шершавые стволы из серых стали золотисто-коричневыми, а перистая зелень и вовсе клонилась в чёрно-багровые цвета. С гор тянуло едва заметным ветерком, который отчётливо припахивал падалью.
Падалью смердело всё в городе – и сложенные из тёсаного камня стены колониальных особняков и форта Сен-Жак, и глинобитные лачуги около Железного Рынка, и мостовые, выложенные известняком. Над лужами засохшей, а кое-где уже и выцветшей крови, над лежащими там и сям на улице мёртвыми телами белых, над увешанными кусками трупов деревьями роями висели в воздухе жирные мухи.
Резня – иного слова и не выбрать.
Четверо в узком и тёмном переулке – благо по здешней жаре, да и неспокойной поре («неспокойной? – да вы оптимисты, панове!») – переглянулись. До берега лагуны было всего-ничего – не больше одного стае, да только попробуй, пробеги это стае. Особенно, если ты уже и не помнишь, когда в последний раз тебе воевать-то пешим доводилось – уланы, уланы, малёваны дети…
Впрочем, Рыгор тут же чуть тряхнул головой, отгоняя отчаяние, и едва не уронил в пыль под ногами квадратную высокую шапку с изрядно замазанным и потрёпанной шкофией на верхушке – уланку. Осторожно высунулся из-за угла – улица была пуста.
– Никого, – процедил он. – Может, всё же решимся?
Никто не ответил.
Миколай Довконт сидел на корточках, блаженно закрыв глаза и прислонясь спиной к стене – сабля поперёк колен, правая ладонь на эфесе, левая – поверх лезвия, и остывший в тени камень наверняка сейчас приятно холодил потную спину сквозь мокрое горячее сукно мундира.
Станислав Невзорович придирчиво разглядывал лезвие родовой карабелы – нет ли где зазубринки. Хотя обо что ей зубриться-то – об негритянское мачете, что ли? Так им ни разу не пришлось сшибаться с чёрными клинок к клинку.
Рядом с ним сидел прямо на мостовой Данила Карбыш и сосредоточенно, едва ли не высунув язык от напряжения, заряжал «эспиньоль» – длинный двуствольный испанский пистолет, зажав его рукоять между колен. В каждый ствол «эспиньоля» надо было впихнуть три заряда, а после ещё аккуратно всыпать порох на полку с подвижной крышкой, которая сама будет подсыпать порох под кремень по мере надобности. Второе такое же чудо инженерной мысли лежало рядом с Данилой прямо на мостовой, дожидаясь своей очереди.
– Подожди, – отозвался, наконец, Станислав, отводя взгляд от сабли. – Сейчас вот Данила оружие дозарядит…
– Дурью, маешься, Станислав, – процедил Довконт, не открывая глаз. – Пороха и так осталось – чуть, а ты ещё с этими испанскими игрушками, которые через раз прямо в руках взрываются. Видал я…
Данила