Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона». Коллектив авторов
служители отмечали, что под воздействием винных паров происходит половое раскрепощение людей, вследствие чего отрицательное отношение церкви к массовым пиршествам со временем укреплялось, оформляясь в антиязыческой или антиеретической борьбе.
Но борьба эта не обходилась без жертв и со стороны ревнителей христианского благочестия. В битвах с «зеленым змием» слагали на столах сражений свои трезвые головы самые преданные воины клира. Еще с конца XII века хмельные баталии стали проникать за монастырские стены, где, как и в миру, устраивались пиры, и распространявшееся по кельям веселье заставляло раскаявшихся по отрезвлении служителей церкви, стоя на коленях, повторять примерно следующие слова: «Господине, Отче, прости меня тако же, что с пьяными и не с пьяными, с сонными женами, и девицами, и со отроками блудил»[27]. Тем же из святых отцов, кто настолько втягивался в это дело, что даже страх перед пятнадцатилетней епитимьей не мог отворотить их от пьянства и блуда, оставалось только податься в какую-нибудь еретическую секту, проповедовавшую большую свободу естества.
Наиболее стойкие, верные официальной церкви, хранили верность и неофициальным возлияниям. У многих монахов и монахинь в келье под рукой имелось заветное хмельное зелье, которое шло в употребление на приватных (как правило, ночных) попойках[28]. Не без греха оказывались даже принявшие схиму – самые «святые» из монастырской братии. В вопроснике XVI века чернецам и схимникам, помимо сексуальных прегрешений на трезвую голову, упоминались и пьяные соития между схимником и несколькими инокинями: «Не пался ли пьян без памяти с двумя сестрами?»[29]
Чаще всего пьянством грешили женские монастыри. Их ворота были открыты для представителей противоположного пола, к тому же положение некоторых монахинь позволяло им как покидать монастырские стены, так и принимать в своих кельях гостей. Далеко не всегда у павших братьев и сестер хватало трезвости и благоразумия самостоятельно прекратить «веселие», да и настоятельницам монастырей не всегда удавалось собственными, внутренними силами остановить разыгравшихся иноков и инокинь. Приходилось обращаться в «вышестоящие инстанции». Так, в 1630 году настоятельница Преображенского женского монастыря в Устюге Ульяна вынуждена была обратиться с жалобой к митрополиту Варлааму, сетуя на шумное поведение пьяных гостей-мужчин, которых по ночам принимали монахиня Маремьяна с дочерью Овдотьей[30].
Зная о подобных происшествиях, миряне когда с насмешкой, когда «с пониманием» относились к попыткам церкви вести антиалкогольную пропаганду. На какие бы красноречивые увещевания ни пускались церковные иерархи, они не могли заставить селян во время братчин и ссыпчин отказывать себе в земных радостях.
В XVI веке княжеские пиры перерастают в политическую традицию, становятся частью придворного этикета. Царю уже нет необходимости
Из «Подавления священноинокам» // Там же. С. 42.
Вопрос черницам и схимницам/ / Там же. С. 81.
Из «Вопросов чернецу или схимнику, хотящемуся каяться с тихостью» // Там же. С. 76.