Любовь под запретом. Инга Самойлова
подослал? Чтобы я не мешал?
Не понимаю, о чем он, да и не хочу знать. Сергей, разозленный моим холодным молчанием, не унимается:
– Ну как, понравилось наивную молоденькую медсестричку зажимать?
– Ты ведешь себя как обиженный маленький мальчик, – произношу четко. – Говоришь о своих обидах, но я ничего не услышал о том, почему она плакала. Что ты сделал?
– Я? – Сергей разражается смехом. Машинально взлохмачивает себе волосы, качает головой.
– С чего ты решил, что я? Скорее ты, отец! Говоришь, чтобы я к ней не подходил? А ничего, что она одна сидит целыми днями? Ничего не ест, когда тебя нет дома. С ней не разговаривают, к ней не подходят, ее избегают. А еще грязно сплетничают.
Прерываю его:
– Что ты городишь?
Цедит сквозь зубы:
– Твои люди ее обижают. Потому что по-своему понимают твое распоряжение с ней не общаться. Для них она – не «вашего круга», посторонняя, чужая. Твоя временная игрушка. Подстилка. Ждут не дождутся, когда ты наиграешься и выбросишь ее, заплатив, как шлюхе.
Разворачиваюсь и выхожу. Слышу, как сын матерится и пинает что-то от досады. Думает, я остался равнодушным. Как всегда, ошибается. Звоню Севе.
– Ты уже приехал? Собери всех. Возле парадного входа. Кроме наружной охраны, – говорю холодно и сразу прерываю связь.
Направляюсь к главному входу. Мои люди начинают собираться, завидев меня, понимают, что-то не так, и это мягко сказано. Последним выходит Арсен.
Выстроились. Смотрят. Ожидают. Встаю перед ними, обвожу ледяным взглядом. Начинаю с первого обвинения, которое выдвинул сын:
– Я узнал, что Алиса в мое отсутствие голодает. Это так?
Многие тушуются, другие опускают глаза, третьи непонятливо таращатся. Все молчат, не пасует только Арсен.
– Девушка молодая, а они, как правило, голодают, чтобы поддержать форму и мужчинам нравиться, – отвечает. – Но если ты хочешь, я начну ее откармливать. Только скажи, Ворон, армянская кухня, русская, европейская. Даже, азиатская, могу, если захочешь!
– Арсен! – предостерегаю его.
Поднимает руки:
– Извини.
Продолжаю:
– То, что она здесь изгой, тоже правда?
Одни опускают головы, другие хмуро переглядываются. Не отрицают, значит, правда. Молчать не стали бы.
Стальным голосом объявляю:
– Всех ждет наказание! Правила для всех одинаковы. Безоговорочная дисциплина и подчинение. Не потерплю сплетни, оскорбления, издевательства! Если кого-то не устраивает, можете собирать вещички и уматывать. Это всех касается!
Теперь все стоят, понурив головы.
– Виктор Юрьевич, пожалуйста, не надо! – вдруг слышу голос Алисы. Оборачиваюсь. Она смотрит на меня испуганными глазами.
Поворачиваюсь к своим работникам:
– Вы меня поняли?
Алиса подбегает, хватает меня за руку. Непозволительно. Она не замечает моего предостерегающего взгляда или не хочет замечать, что еще хуже.
– Я прошу, не надо! Не надо никого наказывать! Это… Это неправильно.
Довольно ощутимо сжимаю ее запястье.
– Алиса, иди в дом, – приказываю тем же тоном,