Как богатыри на Москву ходили. Инна Ивановна Фидянина
боярыня, ведёт бровушкой,
глазками лукавыми подмигивает,
ласковым соловушкой пиликает
речи свои сладкие.
А брательнички падкие
на бабью ворожбу,
рты раззявили, ржут!
Вот и Алеша Попович
хочет Ольгу до колик:
норовит идти в опочивальню,
губки жирные вытирает
платочком вышиванным,
супругой в дорогу данным.
Только губы свои вытер,
так в деве красной заметил
на лице глубокие морщины,
глаз косой, беззубый рот и вымя.
В обморок упал, лежит, молчит.
А гульбище богатырское гудит!
Если есть богатырь, будет драка.
Если есть на свете честь,
то её сваха
в кулачных боях похмельных
да в сценах сладких, постельных.
Народится сынок —
богатырчик тебе вот!
А коль снова девка,
значит, все на спевку.
Гой еси, гой еси,
ходят бабы, мужики
по дорогам, по дворам
сыты, пьяные в хлам!
Если есть богатырь,
будет драка.
Если есть на свете честь,
то её плаха
навсегда на планете застрянет.
Не хотели мы пить, но тянет!
Пели воины такую песню,
и жизнь казалась им
неинтересной.
Тут встал Святогор
и сказал, казалось, с гор:
– Была бы баллада,
но как-то не надо;
была бы идея,
да брага поспела.
Выходи-ка, Илья, дратися,
коли делать больше нечега.
И поднялся Илья Муромец
да закричал, как будто с Мурома:
– Гой еси, добры молодцы!
Да не перевелись богатыри
на чёрной земле пока что.
Кто не битися-махатися,
тот под столом валятися, —
и пошёл на Святогора
в бой кулачный.
«Что же делаешь ты, мальчик! —
с неба, вроде бы,
всплакнули боги. —
Ты пошто полез
на сына бога Рода
да на родного брата Сварога.
Но куда тебе, прыщу,
завалить вон ту гору?»
Но богатырь Илюша Муромец,
то ли от ума, а толь от тупости,
взял лежащую рядом дубину
и по ноженькам
Святогора двинул.
Сразу подкосился богатырь-гора,
из-под его ног ушла черна земля.
И упал богатырь,
и не встал богатырь.
«Второй лежит, —
баба Яга подумала
и дров в печурку подсунула. —
Гори, гори, моя печка,
всё сожги, оставь лишь колечко
обручальное с пальца Алешки».
Мужики, мужики, мужичочки
медовухой заткнули дышло,
вот тут-то дух богатырский
и вышел
из нашей дружины.
Эх вы, былинные!
Развалились и лежат,
в ладоши хлопать не хотят.
Лежит и Михайло Потык,
но глаз у него приоткрыт,
да думу думат