Песнь Бернадетте. Франц Верфель
о своей «атме». Она борется с собой. Ее душа жаждет говорить о даме. Она подобна влюбленной, которая изнывает, потому что обстоятельства вынуждают ее молчать о своей любви. В глубине сердца она знает, что, если только поддастся искушению и откроет рот, это будет иметь непредсказуемые последствия. «Я ничего не скажу, я ничего не скажу», – шепотом убеждает она саму себя.
– Что ты там бормочешь себе под нос? – спрашивает Абади.
Бернадетта внезапно останавливается и, не дыша, замирает.
– Я хочу вам что-то рассказать, – произносит она затем. – Но вы должны поклясться, что не выдадите меня… Мама уж точно не должна об этом знать, она меня просто побьет… Мария, поклянись, что не скажешь дома ни словечка!
– Клянусь! Ты ведь знаешь, я умею держать язык за зубами.
– А Жанна сегодня пожелала, чтобы меня забрал черт. Жанна, ты правда этого хочешь?
– Дуреха, это же просто так говорится, никто всерьез об этом не думает. Ну давай, выкладывай!
– Нет, сперва поклянись, что ничего не скажешь ни у нас дома, ни у себя дома, ни в школе…
– Даю честное слово. Но клясться, нет, клясться я не буду. Клясться ни с того ни с сего – это грех. Ты хочешь ввести меня во грех именно сейчас, за несколько месяцев до первого причастия? Ладно! Рассказывай, что было в гроте?
– Я видела даму во всем белом, с голубым поясом, и на каждой ноге золотая роза…
Она восторженно вслушивается в собственные слова, которые, при всей их бедности, должны вместить непостижимое. А сердце у нее колотится и прямо выпрыгивает из груди. Мария приходит от ее слов в ярость. Она швыряет свою вязанку на землю:
– Эй, ты, я тебя хорошо знаю! Ты хочешь нас напугать, сейчас, когда уже темнеет, а мы все еще в лесу. Но меня ты своей дурацкой дамой в белом не напугаешь…
Выдернув из вязанки ореховый прут, она несколько раз ударяет Бернадетту по рукам. Но та как будто ничего не чувствует.
– Почему ты ее бьешь? – задумчиво говорит Жанна Абади. – Может, там и в самом деле была дама…
– Да, была, и я хотела перекреститься, но не смогла, а потом у меня получился такой же крест, как у дамы…
Бернадетта вдруг обрывает себя и быстро уходит вперед. Ни на один из настырных вопросов Жанны Абади она больше не отвечает. Спустившись по восточному склону Трущобной горы к тому месту, откуда видна большая лесопилка Лафита, Бернадетта бросается на траву.
– Я так ужасно устала… – говорит она подошедшим Марии и Жанне. – Отдохнем!
Она прижимается лицом к холодной сырой земле. Пусть наконец она подхватит эту проклятую простуду, пусть будет насморк, кашель, боль в горле, удушье! Ей все равно. Она почти желает заболеть. Обе девочки садятся рядом с ней на землю и удивленно смотрят на ее пылающее возбужденное лицо. После небольшой паузы она выкрикивает:
– Держите меня крепче! Мне так хочется назад, в Массабьель…
– Ты, верно, думаешь, что твоя дама ждет тебя там не дождется, – подмигивает Жанна.
– Я это знаю, – отвечает Бернадетта.
Глава