Рыжая пьеса. Пьеса. Рассказы. Ксения Драгунская

      Соня (смотрит в бинокль и вдруг говорит с ужасом). Лошади… Там же лошади, на площади…

      Егор. Лошади. В каретах кататься можно. Может, пошли, покатаемся? Надо пойти куда-то, только не домой… Мама йогой своей совсем достала, все худеет, худеет… Потому что отцу худые нравятся.

      Соня. Она его что, любит, что ли?

      Егор. Раньше, наверное, любила. Меня его именем назвала. Егор Егорыч, это же полный финиш! Других имен, что ли, нету?

      Соня. Я свое имя тоже ненавижу.

      Егор. Почему? Мне нравится. По-моему, хорошо.

      Соня. Как это ты говоришь?

      Егор. Что?

      Соня. Мое имя.

      Егор. Соня.

      Соня. Ну-ка, еще раз скажи… (Смотрит на его губы.)

      Егор. Соня. А что?

      Соня. Странно что-то… Я так свое имя ненавижу. А когда ты говоришь, даже приятно. Ну, уходи теперь отсюда.

      Егор. Почему?

      Соня. Потому что мне пора исполнять мою мечту. Правда, там на площади лошади, но я постараюсь, я очень постараюсь, чтобы с ними ничего не случилось.

      Егор. Да что за мечта у тебя тут на крыше? И лошади тут при чем?

      Соня. Дай мне мой рюкзак.

      Егор (пододвигает ей рюкзак). Тяжелый… Что ты набила-то туда?

      Соня. Посмотри.

      Егор (смотрит). Нормально… Вот так каркалыка…

      Соня. Это не каркалыка.

      Егор. Где ты его взяла?

      Соня. На металлолом обменяла.

      Егор. Ты зачем это на крышу притаранила?

      Соня. Знаешь, у нас в лесной школе был мальчик по фамилии Раппопорт. Он был отличником, но шуток не понимал. Его дразнили «Раппопорт-аэропорт на колесиках приехал», а он думал, что это неприличные слова. У него был тик. Лицо дергалось. (Изображает.) Из-за этого тика он и угодил в лесную школу для нервнобольных. И стал выздоравливать. А еще у него было это гадкое тамагочи, которое он заворачивал в носовой платочек, и все нажимал на кнопочки. Чтобы оно хорошо жило. Однажды я попросила у него подержать тамагочи. Он дал, а я поскорее бросила его на пол и топтала ботинком, пока не растоптала. Ведь тамагочи не лает, не машет хвостом, не прыгает и не улыбается. Ему не больно. Раппопорт стал опять ужасно дергаться лицом и чуть не окочурился. Мне прописали новые уколы. А мою бедную мамочку отвлекли в городе от занятий шейпингом, вызвали к заведующей и сказали: «У вашей дочки очень дурные наклонности». А просто не надо убивать девочкину собаку. Почему можно убить живую собаку, мохнатую, добрую, улыбчивую, и никому ничего за это не будет?

      Егор (с отчаянием). Так не он же убивал! Не Раппопорт же этот, блин, аэропорт, твою собаку!

      Соня. А вот это уже не интересно. Ты когда-нибудь чувствовал такую сильную ненависть, от которой живот болит?

      Егор. Не знаю. Не помню. Нет.

      Соня. Я решила, что в День города обязательно