Невероятные приключения одной важной дамы. Нина Шевчук
от них не отделается, это ясно. Но, по крайней мере, сегодня ей удалось выжить. Она чувствовала себя, словно больной, которому прописали болезненное лечение, и который только что прошел первую процедуру.
– А зачем было брать лопату? – осмелилась она на вопрос. Кот лежал на сидении, как и по пути на кладбище.
– Не знаю. Очень уж смешно ты обделалась, когда про лопату услышала. И чего тебе налегке путешествовать? У тебя и так жизнь слишком легкая. Но это мы исправим.
Сказав так, он потянулся всеми четырьмя лапами и отвернулся к двери.
***
Кабинет биологии помещался в небольшой квадратной комнате с двумя высокими окнами. Пожилая люстра с трудом выдавливала из себя тусклый свет луны, восходящей в пасмурный день. Слой пыли, скопившейся в ее плафонах, не позволял старушке дослужить свой срок с достоинством. Ее жалкие старания лишь наводили сонливость на всех присутствующих. В задней части кабинета располагался шкаф цвета ольхи, на полках которого в качестве влажного препарата позировали три изуродованные лягушки и одна крошечная мышь. Стену напротив окна покрывали плакаты со всевозможными таблицами и схемами, цифрами и рисунками. Они будто были призваны оправдать убийство лягушек и мыши, превращая последних из изуродованных трупиков в наглядные пособия.
Несмотря на то, что в первой половине дня в кабинете ежедневно проходили уроки, а во второй – совещания или учительские посиделки, он казался одиноким и необитаемым. Так часто бывает с общественными помещениями. Почти все посетители, находясь в них, мысленно уносятся в другие места. Одни с теплотой вспоминают свою комнату с мягким креслом и телевизором; другие воображают, как вечером окажутся в уютном баре. Третьи вовсе мечтают очутиться в поле среди спелых пшеничных колосьев. И ничьи, совершенно ничьи помыслы не устремляются в кабинет биологии, или скажем, химии. Даже те, кому интересно изучать эти предметы, в конце дня с облегчением вырываются в коридор и, сбивая друг друга с ног, мчатся в раздевалку. Кабинет же остается пустым и к ночи утрачивает всю теплоту дыхания своих недавних вынужденных обитателей.
В передней части кабинета на небольшом возвышении стоял учительский стол, за которым Ненасытина всегда устраивалась во время совещаний. Нынче она была устрашающе угрюма. Ее подчиненные, в свою очередь, явно не были обрадованы тем, что директриса не воспользовалась законным больничным.
– Юлия Николаевна, вы так и не приготовили раздаточный материал? – обратилась завуч к невзрачной учительнице среднего возраста. Вопрос был задан таким тоном, каким спрашивают, когда наверняка знают ответ.
– Нет, – тихо отозвалась учительница с задней парты. С самого начала совещания она сильно сутулилась, будто таким образом ее присутствие становилось менее заметным.
– Как вы сказали? Нет?
Завуч театрально повернулась и многозначительно глянула на Ненасытину, рассчитывая на обычную обличительную речь в адрес провинившейся коллеги. Но речи не последовало. Татьяна Афанасьевна сидела