Нью-Йорк. Эдвард Резерфорд
Госпожу тем, что нашел добропорядочную голландскую семью, и молодых поженил пастор в голландской церкви, как было и с братом мисс Клары Яном. Ее муж жил не в городе, а на Лонг-Айленде, и видели мы ее редко. Но Госпожа время от времени гостила у дочери, и, судя по всему, их распри после замужества Клары прекратились.
Что до Босса, то они с Госпожой жили без ссор, но как бы каждый отдельно.
Босс очень сдружился с мистером Мастером. Мистер Мастер был из тех людей, над которыми время не властно. Он почти не изменился, и лишь добавилась пара морщин, а так он остался прежним – узкое лицо, копна соломенных волос, суровые голубые глаза и жилистое тело. Он отличался обходительными манерами и вечно был чем-то занят. При каждом визите он говорил: «Добрый день, Квош», а уходя – «Хороший ты парень, Квош» – и быстро оглядывал своими небесными глазами. Порой он заявлял Боссу: «Квош-то мне точно друг. Верно, Квош?» И я отвечал ему: «Да, сэр».
В те годы английские губернаторы, хотевшие удержать на своей стороне зажиточные голландские семейства и получить выгоду от этой дружбы, выделяли им огромные земельные наделы. Преуспевали и английские купцы. А мистер Мастер горел желанием разжиться через Босса землей, ибо в Англии, как он утверждал, не бывать тебе джентльменом без солидного участка. И важные птицы вроде мингера Филипса и ван Кортландта, владевшие многими землями на севере города, спешили поскорее заделаться джентльменами. А их женщины заводили пышные прически и облачались в изящные платья, которые поджимали живот и выставляли груди.
Ну и я видел, что Босс склоняется к этой идее. Нравилась она и Яну, который порой замечал, что надо бы прикупить земли. Но только не Госпоже. Она продолжала ходить в простой круглой шляпе и мешковатом платье, ничем не выделяясь среди прочих голландок. Но эти голландки любили драгоценности даже больше, чем англичане. Госпоже нравилось носить в ушах крупные самоцветы, и я вспоминаю, что все ее пальцы были в перстнях. А бо́льшую часть времени она знай сосала свою глиняную трубку.
От дани английским веяниям она была дальше, чем когда-либо прежде.
– Жалкий народишко, – говаривала она. – Терпят папистскую власть!
Ибо выяснилось, что господин наш герцог Йоркский все это время был тайным папистом. Люди подозревали, что и сам король Карл II был тайным католиком, но он это отрицал. Зато герцог Йоркский ничего не скрывал. Он горой стоял за католиков и даже направил в Нью-Йорк губернатора-единоверца. В Нью-Йорке можно исповедовать любую веру или не исповедовать никакой, ибо сказывают, что половина местных вообще не верит в Бога. Однако католиков боятся чуть ли не все.
Этот губернатор-католик выпустил хартию, которой даровал свободные выборы в провинции и посулил, что никакие налоги не будут повышены без ведома избранных мужей. Это вызвало одобрение даже некоторых набожных голландцев, но не произвело впечатления на Госпожу.
– Нельзя доверять ни англичанину, ни паписту, – твердила она свое.
Год 1684-й завершился необычно холодной