Только папе не говори! Дневник новой русской двадцать лет спустя. Елена Колина
Это ужасно! Можно признать, что твой суп невкусный, можно даже признать, что кто-то красивей. Но как согласиться с тем, что ты неталантлив? Это психологическая травма. А если твой друг – литературный критик, но ни разу про тебя не напишет… о-о, какая это травма!
На первой парте поднялась рука – вопрос.
– Какой суп?
– Хороший вопрос. Рассольник.
Что еще рассказать?..
Расскажу, какие страхи бывают у писателей, кроме страха чистого листа.
– Страх, что близкие люди узнают ваши потаенные желания и мысли. Этот страх быть откровенным называют «страх, что мама узнает».
– А вы испытывали такой страх?
Кто, я? Нет, конечно. То есть да, я боюсь, что мама, Мура, Андрей и все остальные узнают обо мне что-то, что я хотела бы скрыть. Не то чтобы страшные тайны, так, ерунда – что я чувствую, о чем думаю. Подумают, что если я такое написала, значит, это происходило со мной, или я об этом мечтаю, и с какой стати я вообще об этом знаю? К примеру, как писательницы пишут о сексе, если у них есть взрослые дети? Они же прочитают и подумают: о-о, и это моя мама?!
19:13
Вот черт, звонок. Я забыла выключить телефон!
Ирка-хомяк. Я прошипела «у меня лекция» и отключилась.
19:13
Позвонила Ирка-хомяк. Закричала: «Сделай перерыв. Срочно! Приписка!»
19:13
– Я на минутку. Следующий страх – страх неуспеха. А затем страх успеха. Через пару минут я вернусь, и вы мне скажете, почему человек, который хочет стать писателем, может бояться успеха.
Вышла в коридор, чтобы позвонить Ирке, а Ирка за дверью. Я думала, она дома, но она тут, за дверью.
Оказалось, в завещании есть пункт «примечания». В примечании написано «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством». Пришпилены квитанции на оплату электричества и газа по трем квартирам. А также написан адрес и телефон Е. (Екатерины, Елены, Евдокии, Евлампии, Елизаветы, Евы).
– Как это тонко, как умно: «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством». Какие прекрасные слова. Ты исполнишь волю ПетрИваныча с присущим тебе благородством! Отдашь его маленькой дочери квартиру.
– Квартиру?! Ты с ума сошла!
Ирка посмотрела на меня как на врага. Как на врага, который сошел с ума.
– Одну из трех. Любую, которую не жалко.
– Я люблю все свои квартиры одинаково, – с достоинством сказала Ирка.
– Да, но ПетрИваныч совершенно ясно и четко намекнул: «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством».
– Он не понимал, что делает. Будь он в здравом уме, ему бы и в голову не пришло отнять у собственной жены половину обеспечения! Одна из трех квартир это ровно половина моей недвижимости!
Молча показала Ирке три пальца, один загнула, пошевелила оставшимися двумя.
– Рзвлекаешься, пальцами шевелишь? По-твоему, я должна лишить себя средств к существованию?! Этот номер у вас не пройдет, гражданин Гадюкин! Этот номер у него не пройдет, гражданин Гадюкин! Три квартиры – мои! Три квартиры, три арендные платы, три жильца… Мне очень важно,