Собрание сочинений. Том 2. Мифы. Генрих Сапгир
в своем чемодане, там, в кармашке.
«Уже охладел. Они всегда так».
– Ты куда?
«Не видит, что ли…»
Пауза. Все-таки слышна в комнате звонкая струя и шум падающей в фаянсовую чашу воды. Вернулся. Завернутая в простыню кукла уставилась в стену.
«Надо ей что-нибудь сказать. Не может без романтики».
Между тем все – в белом призрачном свете: стена, стул, тень от ящерицы. Ты сама – тоже одни глаза.
– Какое все призрачное. А тело твое прозрачное. Джин с тоником хочешь?
«Наконец-то повернулся душой!»
– Просто швепс, без джина, со льдом. Смотри, ящерицы прыскают по стенам, как темные струйки.
– Держи.
«Глаза блестят, спрошу».
– Ты не хотела бы вернуться?
«Хочет вернуться! И слышать не хочу!»
– Куда?
«Сама знаешь».
– В Москву.
«Ну да, в инвалидную коляску!»
– Пошли на берег, искупаемся в океане.
«Не хочет отвечать».
– А все-таки?
«Убила бы!»
– Видела я твою Москву, в кривом чайнике Кремль – пузырем. Признайся, к своим потянуло? Литературная душа.
«Сердится».
– Ну и глупо.
«Слез с меня, сразу все забыл. А я боюсь. Боюсь возвращаться. От ярких – к бесцветным. Из океана – в коляску».
– Там все церкви, музеи – фанерные декорации, за которыми клопы ползают. А здесь все настоящее.
«Останется? Без меня?»
– Я если нас вернут и не спросят?
«Мне отсюда – нельзя. И вправду, вылепят из меня горшок и разобьют вдребезги».
– Уцеплюсь за пальму, притворюсь малайкой, замуж за местного рыбака пойду! Чем опять на вашу помойку!.. Да и есть ли она – Россия? Как на этой планете поверить в нее?
«Лицо исказилось. Как подурнела!»
– Ты же знаешь, что мы себе не принадлежим.
«Никому меня не жалко».
– А я им не принадлежу.
«Останется. Решено, вернусь».
– Здесь и правда райские места. Но скажут, знаешь, как говорили в свое время советским дипломатам: вас вызывают в Москву. А нам и не скажут – просто выдернут отсюда.
«Он меня любит. Почему же меня не любить? Кто он такой, чтобы меня не любить? Любит – будет со мной».
– Нет, тебе все равно, что со мной будет.
«Не понимает. Никогда не понимала».
– Нет, не все равно. Все-таки мы здесь чужие, мы из другого мира. Сретенка, Покровка – слов таких здесь сроду не слышали. Когда я сказал одному мальчишке-торговцу, что мы русские, «Russian! I know! – обрадовался он на пиджин. – Вы испанцам в футбол проиграли».
«Боюсь нутром».
– Знаешь, я всю свою недолгую жизнь хотела куда-то. Оказывается, я хотела только сюда.
На стене, белой от лунного света, происходило вот что. Ящерка догнала ящерку и мгновенно взобралась на нее – обе застыли в лунном свете двухголовым чудовищем. Длинные извилистые рты улыбались знакомо. Танина, Танина картинка.
– Угадай, кто мы?
«Нет, этого не может быть! Ящерка в беретике!»
– А как насчет вчерашних демонов? Еще не то покажу.
Разбежались