Судьба со словарем. Артем Янтарёв
речи.
Он же в книге «Николай Гоголь» – о «Шинели»:
На этом сверхвысоком уровне искусства литература обращена к тем тайным глубинам человеческой души, где проходят тени других миров, как тени безымянных и беззвучных кораблей.
Поднимаясь по этажам родного подъезда, нанизываю чеки запахов… На что-то в себе нанизываю, как на штырь какой-то внутри себя:
Макароны по-флотски.
Жареная картошка.
Квашеная капуста…
Хватит купить по ним —
путёвку в прошлое?
Девяностые. Голодно. Книжный магазин на Новом Арбате. Покупка книг у населения.
– Как долго! – вздыхает парень.
Пожилой мужчина перед ним, полуобернувшись, мягко:
– Учитесь терпению, молодой человек. Очередь – это тоже прекрасно!
Получив в кассе заветные сорок или пятьдесят рублей, когда как, я перебегал по подземному переходу через проспект и в гастрономе напротив книжного магазина на вырученные от продажи книг деньги покупал буханку до головокружения свежего, теплого, ароматного хлеба.
Самая великая книга на Земле!
Догорающий лиловый закат, газированный пузырьками городских фонарей. Как разводы света на воде – ломко и быстро проблескивают лакированные покрышки автомашин.
Снег. Весна на кончиках пальцев. ***
Снег – Ренессанс цветущего сада.
Никакой снег не указ тому, у кого нет совести, кто потопил ее – как эскадру алопарусных фрегатов молодости – в пучине лени, склок и сплетен, у кого чувство выродилось в назойливую слезливость, жесты заменили доводы, а пустопорожняя болтливость – работу.
Судьба: суд и бой, и мягкий знак, их объединяющий, роднящий,
сближающий – в целое – в центре. Судьба! Суд – Бога!
Синий шелест снега, вечер распишется тонким почерком веток по строчкам трамвайных проводов, розовая кофточка под белым плащиком, фигурка, сжавшаяся на заднем сиденье трамвая знаком вопроса. Снежинки большие пушистые таинственно мерцают по городу.
Под синий шелест легкого снега читать стихи. ***
Ледяные проруби телефонного диска – больно в нём тонкому пальчику. Девушка-ромашка: золотая пушистость осыпанных
снежными искрами волос в белом обрамлении плаща.
Иногда мне кажется, что не я веду пером по бумаге – архаично, или, современнее, шариком шариковой ручки, или, совсем актуально, не я стучу по клавишам компьютерной клавиатуры, а перо и шарик ведут меня, а клавиши усердно отстукивают по мне, прослушивают, выслушивают меня. Здесь нет никакой мистики, просто вон тот перекресток, бензоколонка, бабушка, отчитывающая за что-то внука на остановке, – они, что, случайны?
Артём Янтарёв
2019
Словарь
А я?
А я?
Своей