Самый большой секрет. Дмитрий Владимирович Сериков
и так далее. Объясни мне, Кирилл, когда это произойдет?
– После смерти душа твоя…
– Т-а-а-а-к!
– …покинет сосуд и вознесется к господу нашему.
– После смерти сразу или придется второго пришествия ждать и страшного суда?
– Нууу… – Кирилл замялся.
– Все очень расплывчато и неясно. И как определить: рай мне или ад положен?
– Верь, не греши, кайся, – нравоучительным тоном произнес священник.
– Для книжки хорошее бы название получилось, – хохотнул Олег Валентинович. – Этакий православный бестселлер.
– Внимательно ли ты читал писание? – проникновенным голосом спросил Кирилл.
– Более менее.
– Так вот. Спаситель… – далее последовала лекция о небесах, аде, новой земле, огненном озере с обязательными цитатами из первоисточника.
– Хватит, – оборвал Олег Валентинович, утомившись от менторского тона собеседника. – Скажи мне просто. Насколько могущественен твой бог?
– Нет никого могущественней и справедливей его.
Олег Валентинович медленно засунул руку под пиджак и извлек небольшой пистолет. Уткнув дуло себе под подбородок, он нажал спусковой крючок. Кирилл ошалевшими глазами наблюдал как валится на пол труп гостя, а на стол летят мелкие осколки черепа вперемешку с кровью и кусочками мозговой ткани. Священник хотел было заорать, но вид встающего как ни в чем не бывало Олега Валентиновича, заставил попа онеметь. Несостоявшийся мертвец закинул голову назад, позволяя Кириллу увидеть зарубцовывающуюся рану.
– Ну что, поп, – спросил Олег Валентинович, отряхивая пиджак, – может твой бог такое?
Ошарашенный Кирилл стал осенять себя крестом, его губы тихо шевелились, повторяя словно заклинание одну и ту же фразу.
– Что ты там щебечешь, священник? – Олег Валентинович подался вперед, прислушиваясь.
Отец Кирилл будто наполовину стал буддистом и вошел в нирвану. Он закатил глаза и, не переставая креститься, шептал:
– Лазарь, иди вон! Лазарь, иди вон!
Глава 7. Аристарх
Все надоело. Все. Эта жизнь, пропитанная равнодушием. Лица, от которых тошнит. Все!
Аристарх вспомнил Спаса и улыбнулся. Он вспоминал его часто. Может быть чаще чем погибшую семью. Вспоминал и мысленно посылал куда-то в неизвестность мольбы о прощении. Может быть в собачий рай, куда верные псы попадают после смерти. Верные псы, не ждущие предательства от того единственного кому они преданы. Для них в этом раю наверное отдельное почетное место. Куча мясистых костей, череда сук всех мыслимых и немыслимых пород и жалкие людишки, которых можно растерзать в порыве ярости. Впиться зубами в податливую плоть и мстить человеческому роду.
Взгляд. Этот непонимающий удивленный взгляд искренних собачьих глаз, пронизывающий свисающие до черной пуговицы носа космы и время. Он до сих пор причинял боль. Тянущую, ноющую, нескончаемую.
Зачем он согласился тогда? Чего хотел достичь? Вечной жизни? Времени, чтобы начать все сначала и успеть? Может быть даже… полюбить? Но прошлая жизнь не отпускала. Роилась внутри подобно мелкому