Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера. Алекс Бертран Громов
о временах, когда подобную ошибку было почти невозможно исправить… «После еды я прошу Мишу позвонить тете Ольге в театр и сказать, что сегодня вечером я к ней не приду, потому что… да, потому что мы поженились, ну и, разумеется, теперь я буду жить у мужа.
Миша звонит.
Тетя Ольга отвечает так громко, что свекровь, няня и я без всяких усилий тоже слышим ее: тетя Ольга велит передать мне, чтобы я без промедления возвращалась в ее квартиру – без промедления и без Миши! Мишина мать и няня злорадно усмехаются; они уже так и видят себя снова наедине с их ненаглядным Мишей.
Пока Миша и я размышляем, что же нам делать, Станиславский присылает друга, который без всяких поздравлений сурово “мылит Мише шею”, называет все произошедшее скверной шуткой и категорически требует, чтобы брак незамедлительно был расторгнут, “чтобы избежать скандала”.
Я собираю свои немногочисленные вещички и еду обратно на квартиру к тете Ольге. Миша меня не удерживает».
Звезда Художественного театра тоже не решается сразу поставить в известность брата. Она телеграфирует его жене, матери Ольги: «Срочно приезжай – по поводу Оли». Та мчится в Москву, а узнав, что случилось, поначалу проявляет завидное хладнокровие:
– Вышла замуж… что ж, слава Богу, это еще не самое страшное…
Ольга не знает, что делать. То ли все случившееся признано нормальным и инцидент исчерпан, то ли можно считать, что вообще ничего не было? «Однако, когда мы остаемся вдвоем, она яснее излагает мне свою точку зрения:
– Ты самовольно вышла замуж, что же, теперь изволь сама отвечать за последствия. Я дам тебе добрый совет: не сделай второй глупости. Смотри не забеременей, пока вы оба как следует не узнаете друг друга!
И все. Никаких упреков, жалоб, лишь еще одно утешение “на всякий случай”:
– Ты всегда можешь вернуться, если станет невыносимо.
Тем не менее уже следующим вечером мы в спальном вагоне выезжаем в Петербург. Тринадцать бесконечных часов. До отъезда я Мишу не видела и с ним не говорила.
В поезде у мамы довольно времени, чтобы разработать свою стратегию. “Приедем домой, ты сразу ляжешь в постель, – вслух размышляет она, – папа еще будет в министерстве, а когда вечером вернется, решит, что ты больна. Остальное предоставь мне…”
Что мама собирается сказать папе, она умалчивает. А я ее не спрашиваю. Она советует мне снять обручальное кольцо и спрятать паспорт, чтобы папа прежде времени не открыл, кто обвенчал меня и Мишу».
Ольга, по ее словам, пролежала в постели два дня, непрерывно рыдая. «Папа входит в мою комнату восемнадцать часов спустя. В соответствии с девизом “нападение – лучший вид обороны” я демонстрирую ему лучшие образцы своего актерского таланта. Я впадаю в истерику… Прежде чем у папы находятся слова, я кричу: “Если ты будешь меня упрекать, выброшусь из окна!”»
Решение отца озвучено им спокойно и сурово:
– Что же, дитя мое, теперь ты можешь возвращаться к своему мужу – правда, без денег, без приданого и без драгоценностей. Разумеется,