Хозяин урмана (сборник). Дмитрий Федотов
кряжистая фигура. Бывший лесной пожарник, три года назад он был уволен со службы по ранению – рухнувшее подгорелое дерево сломало ему ногу. А в прошлом году Иван Флегонтович едва не помер от острого аппендицита. Но вылечили его отнюдь не хирурги, а доктор Котов. Причем безо всякого ножа, одними лишь народными средствами. Впрочем, сей факт так и не был признан медицинскими чиновниками, а исцеление объяснили ошибкой в диагнозе, мол, то был не аппендицит, а всего лишь острый энтероколит.
Но бывший пожарник с тех пор проникся к доктору Котову глубочайшим уважением и пропускал во вверенное ему здание без дурацких формальностей. Тем более мне был непонятен теперь его вопрос.
– Ты что, Иван Флегонтыч, али не признал?
– Так ведь никого же нету в редакции, – все еще хмурясь, сообщил вахтер.
– Работаю я здесь теперь! – бодро заявил я.
Но Флегмоныч явно не разделял моего оптимизма.
– Нормальные люди так рано на работу не ходят.
Пришлось предъявить кроме пропуска еще и журналистское удостоверение.
– Излишняя бдительность иногда вредит здоровью, – произнес я загадочно и потопал на второй этаж.
Мои новые коллеги и старые знакомые в одном лице действительно заявились примерно через час. К их появлению я успел вскипятить чайник и наделать горку бутербродов из принесенных с собой сыра и ветчины, – «проставился», так сказать.
Первым в комнату ввалился вечно встрепанный и нескладный Женя Перестукин. Поздоровавшись, он несколько секунд изучал мое кулинарное творение на чайном столике, потом изрек:
– Пища уготована для тела, амброзия же укрепляет дух! Но ее-то я как раз не вижу…
– И не стыдно вам, сэр, смущать разум этого юноши? – раздался от двери исполненный сарказма голос.
Я оглянулся и сказал:
– Приветствую вас, благородный дон, в стенах сего мирского заведенья!
Федя Маслов, виртуоз диафрагмы и мастер видоискателя, а попросту – ведущий оператор и фотограф редакции, аккуратно повесил на плечики свой стильный кожаный пиджак и спрятал его в шкаф. Впрочем, все звали Маслова не иначе как Дон Теодор, за болезненное пристрастие к изысканности и утонченности буквально во всем – и в быту, и в работе. Мне же Федор напоминал знаменитого Кристобаля Хунту из романа Стругацких – такой же лощеный, подтянутый и чуть надменный в обращении, будь то ответственный за выпуск или сам главный редактор.
– А вас, Дмитрий, кажется, можно поздравить?
– С чем же?
– Вы с сегодняшнего дня причастны к великой тайне!
– Неужели?!
– Именно! Вы из большинства, что следует истории, превратились в одного из вершителей ее.
Дон Теодор принял позу римского сенатора и с пафосом продолжал:
– Я не оговорился. Именно мы, газетчики, делаем историю! Не зря нас называют четвертой властью. Это мы повергаем кумиров и возводим на пьедестал! Это мы вершим революции и предвидим будущее! Это мы…
– …трепачи