Судные дни Великого Новгорода. Николай Гейнце

      – Помилосердуй, государь, ни в чем неповинны мы, холопы твои! – отвечали связанные, упавши на колени.

      – Упорство... на правеж... – простонал уже Иоанн с пеной у рта.

      – Всех на правеж!.. – полувопросительным, полурешающим тоном крикнул Григорий Лукьянович.

      Царь встал с престола и зашатался.

      Его поддержал с одной стороны царевич, а с другой Борис Годунов, стоявший рядом с креслом последнего.

      У Иоанна в эту эпоху проявления ярости всегда влекло за собою ослабление, сопровождавшееся зачастую припадками, перед началом которых изверг Малюта искусно успевал испрашивать у царя самые жестокие приказания.

      – Всех!.. – выкрикнул Иоанн, повторяя первые слова своего любимца, и смолк, почти лишившись чувств, на руках бояр и опричников.

      – Не изволишь ли, государь-родитель, мало-мало отдохнуть... освежиться?.. – спросил отца царевич.

      Царь не прекословил.

      Шатаясь, поддерживаемый сыном и приближенными, он направился к саням.

      – Всех на правеж! – уже властным тоном повторения царева приказания снова крикнул Малюта, один оставшийся на возвышении после отъезда Иоанна.

      Так ли истолковал он повторенное лишавшимся чувств царем его слово?

      Из сотни грудей связанных жертв вырвался тяжелый стонущий вздох, от которого не только дрогнули все присутствующие, но и сама земля и камни, казалось, повторили этот вздох, поднявшийся высоко к небесам, так как кругом никого не было, кроме мучителей.

      Народ в ужасе разбежался.

      Царь тоже не слыхал этого вздоха, он уже входил в свои палаты.

      Та же мысль о человеческой немощи, присущей и царям, пришедшая ему во время суда, тяжелым гнетом давила мозг Иоанна.

      – Может ли устоять воля, даже укрепленная верою, перед началом зла, когда злу этому и я, помазанник Божий, против воли поддаюсь в мгновенья слабости? – продолжал он развивать эту мысль.

      Он прошел прямо в свою опочивальню.

      – Укрепить может и просветить этот мрак лишь благодать... Испросим ее в молитве...

      Самодержец в умилении повергся ниц перед иконами и стал горячо молиться.