Мортон-Холл. Кузина Филлис. Элизабет Гаскелл
дело, ведь мне давно хотелось представить Холменам мистера Холдсворта – или познакомить его с ними, как вам больше нравится. Вернувшись в Элтем, я прямиком отправился к нему и рассказал о предложении пастора. Мистер Холдсворт выслушал меня без энтузиазма: под вечер он так уставал, что идея пожить у незнакомых людей, подразумевавшая некоторые дополнительные усилия, вызвала у него инстинктивный протест. Короче говоря, он фактически отказался, к моему большому разочарованию. Однако наутро его настроение переменилось. Извинившись за свою вчерашнюю резкость, он объявил, что распорядится заранее погрузить в поезд все необходимое, с тем чтобы в ближайшую субботу отправиться со мной на ферму к Холменам.
– Без вас, Мэннинг, я не поеду, – предупредил он. – Сейчас я уже не тот самонадеянный малый, каким был раньше, когда мог без страха затесаться в незнакомое общество и заставить всех уважать себя. После болезни я стал робок, как девица, от неуверенности то краснею, то бледнею.
На том и порешили: в субботу после обеда вместе поедем на ферму, и, если тамошний воздух и образ жизни устроят мистера Холдсворта, он останется на неделю-полторы, присматривая по мере сил за строительством хитбриджского конца нашей линии, а я вновь займу его место в Элтеме. С каждым днем, приближающим наш отъезд, во мне нарастало беспокойство: по нраву ли моему блестящему патрону придется скромное, но весьма своеобычное семейство пастора; и по нраву ли хозяевам придется он сам, с его чужестранными замашками. Желая заранее подготовить почву, я начал понемногу просвещать мистера Холдсворта относительно особенностей жизни на ферме.
– Мэннинг, – наконец не выдержал он, – по-моему, вы считаете, что я не вполне добропорядочен для ваших друзей. Так и скажите!
– Отнюдь, сэр, – храбро ответил я, – для меня вы образец добропорядочности! Просто я не уверен, что их добропорядочность и ваша одного и того же сорта.
– А, так вы уже осознали, что конфликт между двумя «сортами» добропорядочности, по-разному трактующими идею праведности, бывает намного глубже, чем конфликт между всякой добропорядочностью и умеренной испорченностью, ибо последняя чаще всего проистекает от безразличия к праведности?
– Не знаю, что вам ответить. По-моему, это все метафизика. Если хотите знать мое мнение, такие мудрствования вам не полезны.
– Помните, Мэннинг, что сказал великий насмешник? «Если один не способен понять другого, когда тот рассуждает о вещах, которых не понимает сам, это и есть метафизика»[23].
– Нет, не помню. Но одно я все-таки способен понять: вам пора в постель. Только скажите, в каком часу мы тронемся в путь, чтобы я успел сходить к Хепуорту и распорядиться насчет писем, о которых мы говорили сегодня.
– Дождемся утра, мало ли что, какая погода… – вяло отмахнулся он.
В его тогдашнем состоянии усталость всегда выражалась в апатии и нерешительности, и я поспешил удалиться, чтобы дать ему покой.
Утро
Афоризм приписывается Вольтеру.